Page 141 - Идиот

- Пушкин, - сказала Вера. - Наш Пушкин. Папаша велел мне вам поднести.
- Как так? Как это можно? - удивилась Лизавета Прокофьевна.
- Не в подарок, не в подарок! Не посмел бы! - выскочил из-за плеча дочери Лебедев; -
за свою цену-с. Это собственный, семейный, фамильный наш Пушкин, издание Анненкова,
которое теперь и найти нельзя, - за свою цену-с. Подношу с благоговением, желая продать и
тем утолить благородное нетерпение благороднейших литературных чувств вашего
превосходительства.
- А, продаешь, так и спасибо. Своего не потеряешь, небось; только не кривляйся,
пожалуста, батюшка. Слышала я о тебе ты, говорят, преначитанный, когда-нибудь
потолкуем; сам что ли снесешь ко мне?
- С благоговением и… почтительностью! - кривлялся необыкновенно довольный
Лебедев, выхватывая книги у дочери.
- Ну мне только не растеряй, снеси, хоть и без почтительности, но только с уговором, -
прибавила она, пристально его оглядывая, - до порога только и допущу, а принять сегодня
тебя не намерена. Дочь Веру присылай хоть сейчас, мне она очень нравится.
- Что же вы про тех-то не скажете? - нетерпеливо обратилась Вера к отцу: - ведь они
коли так, сами войдут: шуметь начали. Лев Николаевич, - обратилась она к князю, который
взял уже свою шляпу, - там к вам давно уже какие-то пришли, четыре человека, ждут у нас и
бранятся, да папаша к вам не допускает.
- Какие гости? - спросил князь.
- По делу, говорят, только ведь они такие, что не пустить их теперь, так они и дорогой
остановят. Лучше, Лев Николаевич, пустить, а потом уж и с плеч их долой. Их там Гаврила
Ардалионович и Птицын уговаривают, не слушаются.
- Сын Павлищева! Сын Павлищева! Не стоит, не стоит! - махал руками Лебедев: - Их и
слушать не стоит-с; и беспокоить вам себя, сиятельнейший князь, для них неприлично.
Вот-с. Не стоят они того…
- Сын Павлищева! Боже мой! - вскричал князь в чрезвычайном смущении: - я знаю…
но ведь я… я поручил это дело Гавриле Ардалионовичу. Сейчас Гаврила Ардалионович мне
говорил…
Но Гаврила Ардалионович вышел уже из комнат на террасу; за ним следовал Птицын.
В ближайшей комнате заслышался шум и громкий голос генерала Иволгина, как бы
желавшего перекричать несколько голосов. Коля тотчас же побежал на шум.
- Это очень интересно! - заметил вслух Евгений Павлович. "Стало быть, знает дело!"
подумал князь.
- Какой сын Павлищева? И… какой может быть сын Павлищева? - с недоумением
спрашивал генерал Иван Федорович, с любопытством оглядывая все лица и с удивлением
замечая, что эта новая история только ему одному неизвестна.
В самом деле, возбуждение и ожидание было всеобщее. Князь глубоко удивился, что
такое совершенно личное дело его уже успело так сильно всех здесь заинтересовать.
- Это будет очень хорошо, если вы сейчас же и сами это дело окончите, - сказала Аглая,
с какою-то особенною серьезностию подходя к князю, - а нам всем позволите быть вашими
свидетелями. Вас хотят замарать, князь, вам надо торжественно оправдать себя, и я заранее
ужасно рада за вас.
- Я тоже хочу, чтобы кончилась наконец эта гнусная претензия, - вскричала
генеральша, - хорошенько их, князь, не щади! Мне уши этим делом прожужжали, и я много
крови из-за тебя испортила. Да и поглядеть любопытно. Позови их, а мы сядем. Аглая
хорошо придумала. Вы об этом что-нибудь слышали, князь? - обратилась она к князю Щ.
- Конечно, слышал, у вас же. Но мне особенно на этих молодых людей поглядеть
хочется, - ответил князь Щ.
- Это самые и есть нигилисты, что ли?
- Нет-с, они не то чтобы нигилисты, - шагнул вперед Лебедев, который тоже чуть не
трясся от волнения, - это другие-с, особенные, мой племянник говорил, что они дальше