Page 252 - Идиот
P. 252

мучением припоминая ее лицо. Он хотел было пойти к ней тотчас же, но не мог; наконец,
               почти в отчаянии, развернул письма и стал читать.
                     Эти  письма  тоже  походили  на  сон.  Иногда  снятся  странные  сны,  невозможные  и
               неестественные;  пробудясь,  вы  припоминаете  их  ясно  и  удивляетесь  странному  факту:  вы
               помните прежде всего, что разум не оставлял вас во все продолжение вашего сновидения;
               вспоминаете  даже,  что  вы  действовали  чрезвычайно  хитро  и  логично  во  все  это  долгое,
               долгое  время,  когда,  вас  окружали  убийцы,  когда  они  с  вами  хитрили,  скрывали  свое
               намерение, обращались с вами дружески, тогда как у них уже было наготове оружие, и они
               лишь ждали какого-то знака; вы вспоминаете как хитро вы их наконец обманули, спрятались
               от них; потом вы догадались, что они наизусть знают весь ваш обман и не показывают вам
               только вида, что знают, где вы спрятались; но вы схитрили и обманули их опять, все это вы
               припоминаете ясно. Но почему же в то же самое время разум ваш мог помириться с такими
               очевидными  нелепостями  и  невозможностями,  которыми,  между  прочим,  был  сплошь
               наполнен  ваш  сон?  Один  из  ваших  убийц  в  ваших  глазах  обратился  в  женщину,  а  из
               женщины в маленького, хитрого, гадкого карлика, - и вы все это допустили тотчас же, как
               совершившийся факт, почти без малейшего недоумения, и именно в то самое время, когда с
               другой стороны ваш разум был в сильнейшем напряжении, выказывал чрезвычайную силу,
               хитрость,  догадку,  логику?  Почему  тоже,  пробудясь  от  сна  и  совершенно  уже  войдя  в
               действительность,  вы  чувствуете  почти  каждый  раз,  а  иногда  с  необыкновенною  силой
               впечатления, что вы оставляете вместе со сном что-то для вас неразгаданное. Вы усмехаетесь
               нелепости  вашего  сна  и  чувствуете  в  то  же  время,  что  в  сплетении  этих  нелепостей
               заключается какая-то мысль, но мысль уже действительная, нечто принадлежащее к вашей
               настоящей жизни, нечто существующее и всегда существовавшее в вашем сердце; вам как
               будто было сказано вашим сном что-то новое, пророческое, ожидаемое вами; впечатление
               ваше сильно, оно радостное или мучительное, но в чем оно заключается и что было сказано
               вам - всего этого вы не можете ни понять, ни припомнить.
                     Почти то же было и после этих писем. Но еще и не развертывая их, князь почувствовал,
               что самый уже факт существования и возможности их похож на кошмар. Как решилась она
               ей писать, спрашивал он, бродя вечером один (иногда даже сам не помня, где ходит). Как
               могла она об этом писать, и как могла такая безумная мечта зародиться в ее голове? Но мечта
               эта была уже осуществлена, и всего удивительнее для него было то, что пока он читал эти
               письма, он сам почти верил в возможность и даже в оправдание этой мечты. Да, конечно, это
               был  сон,  кошмар  и  безумие;  но  тут  же  заключалось  и  что-то  такое,  что  было
               мучительно-действительное  и  страдальчески-справедливое,  что  оправдывало  и  сон,  и
               кошмар,  и  безумие.  Несколько  часов  сряду  он  как  будто  бредил  тем,  что  прочитал,
               припоминал  поминутно  отрывки,  останавливался  на  них,  вдумывался  в  них.  Иногда  ему
               даже  хотелось  сказать  себе,  что  он  все  это  предчувствовал  и  предугадывал  прежде;  даже
               казалось  ему,  что  как  будто  он  уже  читал  это  все,  когда-то  давно-давно,  и  все,  о  чем  он
               тосковал с тех пор, все, чем он мучился и чего боялся, - все это заключалось в этих давно уже
               прочитанных им письмах.
                     "Когда вы развернете это письмо (так начиналось первое послание), вы прежде всего
               взглянете на подпись. Подпись все вам скажет и все разъяснит, так что мне нечего пред вами
               оправдываться и нечего вам разъяснять. Будь я хоть сколько-нибудь вам равна, вы бы могли
               еще обидеться такою дерзостью; но кто я, и кто вы? Мы две такие противоположности, и я
               до того пред вами из ряду вон, что я уже никак не могу вас обидеть, даже если б и захотела".
                     Далее в другом месте она писала:
                     "Не  считайте  моих  слов  больным  восторгом  больного  ума,  но  вы  для  меня  -
               совершенство! Я вас видела, я вижу вас каждый день. Ведь я не сужу вас; я не рассудком
               дошла до того, что вы совершенство; я просто уверовала. Но во мне есть и грех пред вами: я
               вас люблю. Совершенство нельзя ведь любить; на совершенство можно только смотреть как
               на совершенство, не так ли? А между тем я в вас влюблена. Хоть любовь и равняет людей, но
               не беспокойтесь, я вас к себе не приравнивала, даже в самой затаенной мысли моей. Я вам
   247   248   249   250   251   252   253   254   255   256   257