Page 55 - Идиот

Она проговорила это, не отрываясь от работы и, казалось, в самом деле спокойно. Ганя
был удивлен, но осторожно молчал и глядел на мать, выжидая, чтоб она высказалась яснее.
Домашние сцены уж слишком дорого ему стоили. Нина Александровна заметила эту
осторожность и с горькою улыбкой прибавила:
- Ты все еще сомневаешься и не веришь мне; не беспокойся, не будет ни слез, ни
просьб, как прежде, с моей стороны по крайней мере. все мое желание в том, чтобы ты был
счастлив, и ты это знаешь; я судьбе покорилась, но мое сердце будет всегда с тобой,
останемся ли мы вместе, или разойдемся. Разумеется, я отвечаю только за себя; ты не
можешь того же требовать от сестры…
- А, опять она! - вскричал Ганя, насмешливо и ненавистно смотря на сестру; -
маменька! клянусь вам в том опять, в чем уже вам давал слово: никто и никогда не осмелится
вам манкировать, пока я тут, пока я жив. О ком бы ни шла речь, а я настою на полнейшем к
вам уважении, кто бы ни перешел чрез наш порог…
Ганя так обрадовался, что почти примирительно, почти нежно смотрел на мать.
- Я ничего за себя и не боялась, Ганя, ты знаешь; я не о себе беспокоилась и
промучилась все это время. Говорят, сегодня все у вас кончится? Что же, кончится?
- Сегодня вечером, у себя, она обещала обќявить: согласна или нет, - ответил Ганя.
- Мы чуть не три недели избегали говорить об этом, и это было лучше. Теперь, когда
уже все кончено, я только одно позволю себе спросить: как она могла тебе дать согласие и
даже подарить свой портрет, когда ты ее не любишь? Неужели ты ее, такую… такую…
- Ну, опытную, что ли?
- Я не так хотела выразиться. Неужели ты до такой степени мог ей отвести глаза?
Необыкновенная раздражительность послышалась вдруг в этом вопросе, Ганя постоял,
подумал с минуту и, не скрывая насмешки, проговорил:
- Вы увлеклись, маменька, и опять не вытерпели, и вот так-то у нас всегда все
начиналось и разгоралось. Вы сказали: не будет ни расспросов, ни попреков, а они уже
начались! Оставим лучше; право, оставим; по крайней мере, у вас намерение было… Я
никогда и ни за что вас не оставлю; другой от такой сестры убежал бы, по крайней мере, -
вон как она смотрит на меня теперь! Кончим на этом! Я уж так было обрадовался… И почем
вы знаете, что я обманываю Настасью Филипповну? А насчет Вари как ей угодно, и -
довольно. Ну, уж теперь совсем довольно!
Ганя разгорячался с каждым словом и без цели шагал по комнате. Такие разговоры
тотчас же обращались в больное место у всех членов семейства.
- Я сказала, что если она сюда войдет, то я отсюда выйду и тоже слово сдержу, - сказала
Варя.
- Из упрямства! - вскричал Ганя. - Из упрямства и замуж не выходишь! Что на меня
фыркаешь? Мне ведь наплевать, Варвара Ардалионовна; угодно - хоть сейчас исполняйте
ваше намерение. Надоели вы мне уж очень. Как! вы решаетесь, наконец, нас оставить, князь!
- закричал он князю, увидав, что тот встает с места.
В голосе Гани слышалась уже та степень раздражения, в которой человек почти сам рад
этому раздражению, предается ему безо всякого удержу и чуть не с возрастающим
наслаждением, до чего бы это ни довело. Князь обернулся было в дверях, чтобы что-то
ответить, но увидев по болезненному выражению лица своего обидчика, что тут только
недоставало той капли, которая переполняет сосуд, повернулся и вышел молча. Несколько
минут спустя он услышал по отголоску из гостиной, что разговор с его отсутствия стал еще
шумнее и откровеннее.
Он прошел чрез залу в прихожую, чтобы попасть в коридор, а из него в свою комнату.
Проходя близко мимо выходных дверей на лестницу, он услышал и заметил, что за дверьми
кто-то старается изо всех сил позвонить в колокольчик; но в колокольчике, должно быть,
что-то испортилось: он только чуть-чуть вздрагивал, а звука не было. Князь снял запор,
отворил дверь и - отступил в изумлении, весь даже вздрогнул: пред ним стояла Настасья
Филипповна. Он тотчас узнал ее по портрету. Глаза ее сверкнули взрывом досады, когда она