Page 82 - Идиот

- Только уж, конечно, это не самый худший ваш поступок, - с отвращением сказала
Дарья Алексеевна.
- Это психологический случай, а не поступок, - заметил Афанасий Иванович.
- А служанка? - спросила Настасья Филипповна, не скрывая самого брезгливого
отвращения.
- А служанку согнали на другой же день, разумеется. Это строгий дом.
- И вы допустили?
- Вот прекрасно! Так неужели же мне было пойти и сказать на себя? - захихикал
Фердыщенко, впрочем, пораженный отчасти общим, слишком неприятным впечатлением от
его рассказа.
- Как это грязно! - вскричала Настасья Филипповна.
- Ба! Вы хотите от человека слышать самый скверный его поступок, и при этом блеска
требуете! Самые скверные поступки и всегда очень грязны, мы сейчас это от Ивана
Петровича услышим; да и мало ли что снаружи блестит и добродетелью хочет казаться,
потому что своя карета есть. Мало ли кто свою карету имеет… И какими способами…
Одним словом, Фердыщенко совершенно не выдержал и вдруг озлобился, даже до
забвения себя, перешел чрез мерку; даже все лицо его покривилось. Как ни странно, но очень
могло быть, что он ожидал совершенно другого успеха от своего рассказа. Эти "промахи"
дурного тона и "хвастовство особого рода", как выразился об этом Тоцкий, случались весьма
часто с Фердыщенком и были совершенно в его характере.
Настасья Филипповна даже вздрогнула от гнева и пристально поглядела на
Фердыщенка; тот мигом струсил и примолк, чуть не похолодев от испуга: слишком далеко
уж зашел.
- А не кончить ли совсем? - лукаво спросил Афанасий Иванович.
- Очередь моя, но я пользуюсь моею льготой и не стану рассказывать, - решительно
сказал Птицын.
- Вы не хотите?
- Не могу, Настасья Филипповна; да и вообще считаю такое пети-жї невозможным.
- Генерал, кажется, по очереди следует вам, - обратилась к нему Настасья Филипповна,
- если и вы откажетесь, то у нас все вслед за вами расстроится, и мне будет жаль, потому что
я рассчитывала рассказать в заключение один поступок "из моей собственной жизни", но
только хотела после вас и Афанасия Ивановича, потому что вы должны же меня ободрить, -
заключила она, рассмеявшись.
- О, если и вы обещаетесь, - с жаром вскричал генерал, - то я готов вам хоть всю мою
жизнь пересказать; но я, признаюсь, ожидая очереди, уже приготовил свой анекдот…
- И уже по одному виду его превосходительства можно заключить, с каким особенным
литературным удовольствием он обработал свой анекдотик, - осмелился заметить все еще
несколько смущенный Фердыщенко, ядовито улыбаясь.
Настасья Филипповна мельком взглянула на генерала и тоже про себя улыбнулась. Но
видно было, что тоска и раздражительность усиливались в ней все сильнее и сильнее.
Афанасий Иванович испугался вдвое, услышав про обещание рассказа.
- Мне, господа, как и всякому, случалось делать поступки не совсем изящные в моей
жизни, - начал генерал, - но страннее всего то, что я сам считаю коротенький анекдот,
который сейчас расскажу, самым сквернейшим анекдотом из всей моей жизни. Между тем
тому прошло чуть не тридцать пять лет; но никогда-то я не мог оторваться, при
воспоминании, от некоторого, так сказать, скребущего по сердцу впечатления. Дело,
впрочем, чрезвычайно глупое: был я тогда еще только что прапорщиком и в армии лямку
тянул. Ну, известно, прапорщик: кровь кипяток, а хозяйство копеечное; завелся у меня тогда
денщик, Никифор, и ужасно о хозяйстве моем заботился, копил, зашивал, скреб и чистил, и
даже везде воровал все, что мог стянуть, чтобы только в доме приумножить; вернейший и
честнейший был человек. Я, разумеется, был строг, но справедлив. Некоторое время
случилось нам стоять в городке. Мне отвели в форштадте квартиру у одной отставной