Page 85 - Идиот

двадцати верстах, и не наш уезд), Трепалов там купец есть, бородач и богач, живет со
старухой женой, и вместо детей одни канарейки. Пристрастились оба к цветам, у него есть
камелии". - "Помилуй, да это не верно, ну, как не даст?" - "Стану на колени и буду в ногах
валяться до тех пор, пока даст, без того не уеду!" - "Когда едешь-то?" - "Завтра чем свет в
пять часов". - "Ну, с богом!" - И так я, знаете, рад за него; возвращаюсь к Ордынцеву;
наконец уж второй час, а мне все этак, знаете, мерещится. Хотел уже спать ложиться, вдруг
преоригинальная мысль! Пробираюсь немедленно в кухню, бужу Савелия кучера,
пятнадцать целковых ему, "подай лошадей в полчаса!" Чрез полчаса, разумеется, возок у
ворот; у Анфисы Алексеевны, сказали мне, мигрень, жар и бред, - сажусь и еду. В пятом часу
я в Екшайске, на постоялом дворе; переждал до рассвета, и только до рассвета; в седьмом
часу у Трепалова. "Так и так, есть камелии? Батюшка, отец родной, помоги, спаси, в ноги
поклонюсь!" Старик, вижу, высокий, седой, суровый, - страшный старик. "Ни-ни, никак! Не
согласен!" Я бух ему в ноги! Так-таки и растянулся! - "Что вы, батюшка, что вы, отец?"
испугался даже. "Да ведь тут жизнь человеческая!" кричу ему. - "Да берите, коли так, с
богом". Нарезал же я тут красных камелий! чудо, прелесть, целая оранжерейка у него
маленькая. Вздыхает старик. Вынимаю сто рублей. "Нет, уж вы, батюшка, обижать меня
таким манером не извольте". - "А коли так, говорю, почтенный, благоволите эти сто рублей в
здешнюю больницу для улучшения содержания и пищи". - "Вот это, говорит, батюшка, дело
другое, и доброе, и благородное и богоугодное; за здравие ваше и подам". И понравился мне,
знаете, этот русский старик, так сказать, коренной русак, de la vraie souche. В восторге от
удачи, тотчас же в обратный путь; воротились окольными, чтобы не встретиться с Петей.
Как приехал, так и посылаю букет к пробуждению Анфисы Алексеевны. Можете себе
представить восторг, благодарность, слезы благодарности! Платон, вчера еще убитый и
мертвый Платон, - рыдает у меня на груди. Увы! Все мужья таковы с сотворения…
законного брака! Ничего не смею прибавить, но только дела бедного Пети с этим эпизодом
рухнули окончательно. Я сперва думал, что он зарежет меня, как узнает, даже уж
приготовился встретить, но случилось то, чему бы я даже и не поверил: в обморок, к вечеру
бред, и к утру горячка; рыдает как ребенок, в конвульсиях. Через месяц, только что
выздоровел, на Кавказ отпросился; роман решительный вышел! Кончил тем, что в Крыму
убит. Тогда еще брат его, Степан Ворховской, полком командовал, отличился. Признаюсь,
меня даже много лет потом угрызения совести мучили: для чего, зачем я так поразил его? И
добро бы я сам был влюблен тогда? А то ведь простая шалость, из-за простого волокитства,
не более. И не перебей я у него этот букет, кто знает, жил бы человек до сих пор, был бы
счастлив, имел бы успехи, и в голову б не пришло ему под турку идти.
Афанасий Иванович примолк с тем же солидным достоинством, с которым и приступал
к рассказу. Заметили, что у Настасьи Филипповны как-то особенно засверкали глаза, и даже
губы вздрогнули, когда Афанасий Иванович кончил. Все с любопытством поглядывали на
них обоих.
- Надули Фердыщенка! Вот так надули! Нет, вот это уж так надули! - вскричал
плачевным голосом Фердыщенко, понимая, что можно и должно вставить словцо.
- А вам кто велел дела не понимать? Вот и учитесь у умных людей! - отрезала ему чуть
не торжествующая Дарья Алексеевна (старинная и верная приятельница и сообщница
Тоцкого).
- Вы правы, Афанасий Иванович, пети-жї прескучное, и надо поскорей кончить, -
небрежно вымолвила Настасья Филипповна; - расскажу сама, что обещала, и давайте все в
карты играть.
- Но обещанный анекдот прежде всего! - с жаром одобрил генерал.
- Князь, - резко и неподвижно обратилась к нему вдруг Настасья Филипповна, - вот
здесь старые мои друзья, генерал да Афанасий Иванович, меня все замуж выдать хотят.
Скажите мне, как вы думаете: выходить мне замуж иль нет? Как скажете, так и сделаю.
Афанасий Иванович побледнел, генерал остолбенел; все уставили глава и протянули
головы. Ганя застыл на месте.