Page 87 - Идиот
P. 87

XV.


                     Вошла горничная Катя, сильно испуганная.
                     - Там бог знает что, Настасья Филипповна, человек десять ввалились, и все хмельные-с,
               сюда просятся, говорят, что Рогожин, и что вы сами знаете.
                     - Правда, Катя, впусти их всех тотчас же.
                     - Неужто… всех-с, Настасья Филипповна? Совсем ведь безобразные. Страсть!
                     - Всех, всех впусти, Катя, не бойся, всех до одного, а то и без тебя войдут. Вон уж как
               шумят, точно давеча. Господа, вы, может быть, обижаетесь, - обратилась она к гостям, - что я
               такую компанию при вас принимаю? Я очень сожалею и прощения прошу, но так надо, а мне
               очень,  очень  бы  желалось,  чтобы  вы  все  согласились  быть  при  этой  развязке  моими
               свидетелями, хотя, впрочем, как вам угодно…
                     Гости  продолжали  изумляться,  шептаться  и  переглядываться,  но  стало  совершенно
               ясно, что все это было рассчитано и устроено заранее, и что Настасью Филипповну, - хоть
               она и конечно с ума сошла, - теперь не собьешь. Всех мучило ужасно любопытство. При том
               же и пугаться-то очень было некому. Дам было только две: Дарья Алексеевна, барыня бойкая
               и видавшая всякие виды, и которую трудно было сконфузить, и прекрасная, но молчаливая
               незнакомка.  Но  молчаливая  незнакомка  вряд  ли  что  и  понять  могла:  это  была  приезжая
               немка  и  русского  языка  ничего  не  знала;  кроме  того,  кажется,  была  столько  же  глупа,
               сколько  и  прекрасна.  Она  была  внове  и  уже  принято  было  приглашать  ее  на  известные
               вечера  в  пышнейшем  костюме,  причесанную  как  на  выставку,  и  сажать  как  прелестную
               картинку для того, чтобы "скрасить вечер, - точно так, как иные добывают для своих вечеров
               у  знакомых,  на  один  раз,  картину,  вазу,  статую  или  экран.  Что  же  касается  мужчин,  то
               Птицын, например, был приятель с Рогожиным, Фердыщенко был как рыба в воде; Ганечка
               все  еще  в  себя  придти  не  мог,  но  хоть  смутно,  а  неудержимо  сам  ощущал  горячечную
               потребность  достоять  до  конца  у  своего  позорного  столба;  старичек-учитель,  мало
               понимавший  в  чем  дело,  чуть  не  плакал  и  буквально  дрожал от  страха,  заметив  какую-то
               необыкновенную  тревогу  кругом  и  в  Настасье  Филипповне,  которую  обожал,  как  свою
               внучку; но он скорее бы умер, чем ее в такую минуту покинул. Что же касается Афанасия
               Ивановича,  то,  конечно,  он  себя  компрометировать  в  таких  приключениях  не  мог;  но  он
               слишком был заинтересован в деле, хотя бы и принимавшем такой сумасшедший оборот; да
               и  Настасья  Филипповна  выронила  на  его  счет  два-три  словечка  таких,  что  уехать  никак
               нельзя  было,  не  разќяснив  окончательно  дела.  Он  решился  досидеть  до  конца  и  уже
               совершенно  замолчать  и  оставаться  лишь  наблюдателем,  что,  конечно,  и  требовалось  его
               достоинством. Один лишь генерал Епанчин, только сейчас пред этим разобиженный таким
               бесцеремонным  и  смешным  возвратом  ему  подарка,  конечно,  еще  более  мог  теперь
               обидеться  всеми  этими  необыкновенными  эксцентричностями  или,  например,  появлением
               Рогожина; да и человек, как он, и без того уже слишком снизошел, решившись сесть рядом с
               Птицыным  и  Фердыщенком;  но  что  могла  сделать  сила  страсти,  то  могло  быть,  наконец,
               побеждено чувством обязанности, ощущением долга, чина и значения и вообще уважением к
               себе, так что Рогожин с компанией, во всяком случае, в присутствии его превосходительства
               был невозможен.
                     - Ах, генерал, - перебила его тотчас же Настасья Филипповна, только что он обратился
               к ней с заявлением, - я и забыла! Но будьте уверены, что о вас я предвидела. Если уж вам так
               обидно, то я и не настаиваю и вас не удерживаю, хотя бы мне очень желалось именно вас
               при себе теперь видеть. Во всяком случае, очень благодарю вас за ваше знакомство и лестное
               внимание, но если вы боитесь…
                     - Позвольте,  Настасья  Филипповна,  -  вскричал  генерал,  'в  припадке  рыцарского
               великодушия, - кому выговорите? Да я из преданности одной останусь теперь подле вас, и
               если, например, есть какая опасность… К тому же я, признаюсь, любопытствую чрезмерно.
               Я только на счет того хотел, что они испортят ковры и, пожалуй, разобьют что-нибудь… Да
   82   83   84   85   86   87   88   89   90   91   92