Page 91 - Идиот

говоришь, сто тысяч возьми, да и прогони, коли мерзко. Оно правда, что мерзко… Я бы и
замуж давно могла выйти, да и не то что за Ганечку, да ведь очень уж тоже мерзко. И за что я
моих пять лет в этой злобе потеряла! А веришь, иль нет, я, года четыре тому назад, временем
думала, не выйти ли мне уж и впрямь за моего Афанасия Ивановича? Я тогда это со злости
думала; мало ли что у меня тогда в голове перебывало; а ведь, право, заставила б! Сам
напрашивался, веришь иль нет? Правда, он лгал, да ведь падок уж очень, выдержать не
может. Да потом, слава богу, подумала: стоит он такой злости! И так мне мерзко стало тогда
вдруг на него, что если б и сам присватался, не пошла бы. И целые-то пять лет я так форсила!
нет, уж лучше на улицу, где мне и следует быть! Иль разгуляться с Рогожиным, иль завтра
же в прачки пойти! Потому ведь на мне ничего своего; уйду - все ему брошу, последнюю
тряпку оставлю, а без всего меня кто возьмет, спроси-ка вот Ганю, возьмет ли? Да меня и
Фердыщенко не возьмет!..
- Фердыщенко, может быть, не возьмет, Настасья Филипповна, я человек откровенный,
- перебил Фердыщенко, - зато князь возьмет! Вы вот сидите да плачетесь, а вы взгляните-ка
на князя! Я уж давно наблюдаю…
Настасья Филипповна с любопытством обернулась к князю.
- Правда? - спросила она.
- Правда, - прошептал князь.
- Возьмете как есть, без ничего!
- Возьму, Настасья Филипповна…
- Вот и новый анекдот! - пробормотал генерал: - Ожидать было можно.
Князь скорбным, строгим и проницающим взглядом смотрел в лицо продолжавшей его
оглядывать Настасьи Филипповны.
- Вот еще нашелся! - сказала она вдруг, обращаясь опять к Дарье Алексеевне: - а ведь
впрямь от доброго сердца, я его знаю. Благодетеля нашла! А впрочем, правду, может, про
него говорят, что… того. Чем жить-то будешь, коли уж так влюблен, что Рогожинскую
берешь, за себя-то, за князя-то?…
- Я вас честную беру, Настасья Филипповна, а не Рогожинскую, - сказал князь.
- Это я-то честная?
- Вы.
- Ну, это там… из романов! Это, князь-голубчик, старые бредни, а нынче свет поумнел,
и все это вздор! Да и куда тебе жениться, за тобой за самим еще няньку нужно!
Князь встал и дрожащим, робким голосом, но в то же время с видом глубоко
убежденного человека произнес:
- Я ничего не знаю, Настасья Филипповна, я ничего не видел, вы правы, но я… я сочту,
что вы мне, а не я сделаю честь. Я ничто, а вы страдали и из такого ада чистая вышли, а это
много. К чему же вы стыдитесь, да с Рогожиным ехать хотите? Это лихорадка… Вы
господину Тоцкому семьдесят тысяч отдали и говорите, что все, что здесь есть, все бросите,
этого никто здесь не сделает. Я вас… Настасья Филипповна… люблю. Я умру за вас,
Настасья Филипповна. Я никому не позволю про вас слова сказать, Настасья Филипповна…
Если мы будем бедны, я работать буду, Настасья Филипповна…
При последних словах послышалось хихиканье Фердыщенка, Лебедева, и даже генерал
про себя как-то крякнул с большим неудовольствием. Птицын и Тоцкий не могли не
улыбнуться, но сдержались. Остальные просто разинули рты от удивления.
- …Но мы, может быть, будем не бедны, а очень богаты, Настасья Филипповна, -
продолжал князь тем же робким голосом. - Я, впрочем, не знаю наверно, и жаль, что до сих
пор еще узнать ничего не мог в целый день, но я получил в Швейцарии письмо из Москвы,
от одного господина Салазкина, и он меня уведомляет, что я будто бы могу получить очень
большое наследство. Вот это письмо…
Князь действительно вынул из кармана письмо.
- Да он уж не бредит ли? - пробормотал генерал: - сумасшедший дом настоящий! На
мгновение последовало некоторое молчание.