Page 58 - Казаки

рыбную ловлю и с казаками в походы. «Что ж я не делаю этого? Чего ж я жду?»
— спрашивал он себя. И он подбивал себя, он стыдил себя: «Или я боюсь сделать то, что сам
нахожу разумным и справедливым? Разве желание быть простым казаком, жить близко к
природе, никому не делать вреда, а еще делать добро людям, разве мечтать об этом глупее,
чем мечтать о том, о чем я мечтал прежде, — быть, например, министром, быть полковым
командиром?» Но какой-то голос говорил ему, чтоб он подождал и не решался. Его
удерживало смутное сознание, что он не может жить вполне жизнью Ерошки и Лукашки,
потому что у него есть другое счастие, — его удерживала мысль о том, что счастие состоит в
самоотвержении. Поступок его с Лукашкой не переставал радовать его. Он постоянно искал
случая жертвовать собой для других, но случаи эти не представлялись. Иногда он забывал
этот вновь открытый им рецепт счастия и считал себя способным слиться с жизнью дяди
Ерошки; но потом вдруг опоминался и тотчас же хватался за мысль сознательного
самоотвержения и на основании ее спокойно и гордо смотрел на всех людей и на чужое
счастие.

XXVII

Лукашка, перед уборкой винограда, верхом заехал к Оленину. Он еще более смотрел
молодцом, чем обыкновенно.
— Ну, что же ты, женишься? — спросил Оленин, весело встречая его.
Лукашка не отвечал прямо.
— Вот коня вашего променял за рекой! Уж и конь! Кабардинский лов-тавро 32 . Я
охотник.
Они осмотрели нового коня, проджигитовали по двору. Конь действительно был
необыкновенно хорош: гнедой, широкий и длинный мерин с глянцевитою шерстью,
пушистым хвостом и нежною, тонкою, породистою гривой и холкой. Он был сыт так, что на
спине его только спать ложись , как выразился Лукашка. Копыты, глаз, оскал — все это
было изящно и резко выражено, как бывает только у лошадей самой чистой крови. Оленин
не мог не любоваться конем. Он еще не встречал на Кавказе такого красавца.
— А езда-то, — говорил Лукашка, трепля его по шее. — Проезд какой! А умный! Так и
бегает за хозяином.
— Много ли придачи дал? — спрашивал Оленин.
— Да не считал, — улыбаясь, отвечал Лукашка. — От кунака достал.
— Чудо, красавица лошадь! Что возьмешь за нее? — спросил Оленин.
— Давали полтораста монетов, а вам так отдам, — сказал Лукашка весело. — Только
скажите, отдам. Расседлаю, и бери. Мне какого-нибудь давай служить.
— Нет, ни за что.
— Ну, так вот я вам пешкеш привез, — и Лукашка распоясался и снял один из двух
кинжалов, которые висели у него на ремне. — За рекой достал.
— Ну, спасибо.
— А виноград матушка обещала сама принесть.
— Не нужно, еще сочтемся. Ведь я не стану же давать тебе деньги за кинжал.
— Как можно, — кунаки! Меня так-то за рекой Гирей-хан привел в саклю, говорит:
выбирай любое. Вот я эту шашку и взял. Такой у нас закон.
Они вошли в хату и выпили.
— Что ж, ты поживешь здесь? — спросил Оленин.
— Нет, я проститься пришел. Меня теперь с кордона услали в сотню за Тереком. Нынче
еду с Назаром, с товарищем.
— А свадьба когда же?

32 Тавро завода кабардинских лошадей Лова считается одним из лучших на Кавказе.