Page 59 - Казаки
P. 59

— Вот скоро приеду, сговор будет, да и опять на службу, — неохотно отвечал Лука.
                     — Как же так, невесту не увидишь?
                     — Да так же! Что на нее смотреть-то? Вы как в походе будете, спросите у нас в сотне
               Лукашку Широкого. И кабанов там что! Я двух убил. Я вас свожу.
                     — Ну,  прощай!  Спаси  тебя  Христос.  Лукашка  сел  на  коня  и,  не  заехав  к  Марьянке,
               выехал, джигитуя, на улицу, где уже ждал его Назарка.
                     — А что? Не заедем? — спросил Назарка, подмигивая на ту сторону, где жила Ямка.
                     — Вона! — сказал Лукашка. — На, веди к ней коня, а коли я долго не приду, ты коню
               сена дай. К утру все в сотне буду.
                     — Что, юнкирь не подарил чего еще?
                     — Не! Спасибо отдарил его кинжалом, а то коня было просить стал, — сказал Лукашка,
               слезая с лошади и отдавая ее Назарке.
                     Под  самым  окном  Оленина  шмыгнул  он  на  двор  и  подошел  к  окну  хозяйской  хаты.
               Было уж совсем темно. Марьянка в одной рубахе чесала косу, собираясь спать.
                     — Это я, — прошептал казак.
                     Лицо  Марьянки  было  строго-равнодушно;  но  оно  вдруг  ожило,  как  только  она
               услыхала свое имя. Она подняла окно и испуганно и радостно высунулась в него.
                     — Чего? Чего надо? — заговорила она.
                     — Отложи, — проговорил  Лукашка. — Пусти  меня  на  минуточку.  Уж  как  наскучило
               мне! Страсть! Он в окно обнял ее голову и поцеловал.
                     — Право, отложи.
                     — Что говоришь пустое! Сказано, не пущу. Что ж, надолго?
                     Он не отвечал и только целовал ее. И она не спрашивала больше.
                     — Вишь, и обнять-то в окно не достанешь хорошенько, — сказал Лукашка.
                     — Марьянушка! — послышался голос старухи. — С кем ты?
                     Лукашка скинул шапку, чтобы по ней не приметили его, и присел под окно.
                     — Иди скорей, — прошептала Марьяна.
                     — Лукашка заходил, — отвечала она матери, — батяку спрашивал.
                     — Что ж, пошли его сюда.
                     — Ушел, говорит, некогда.
                     Действительно, Лукашка быстрыми шагами, согнувшись, выбежал под окнами на двор
               и побежал к Ямке; только один Оленин и видел его. Выпив чапуры две чихиря, они выехали
               с  Назаркой  за  станицу.  Ночь  была  теплая,  темная  и  тихая.  Они  ехали  молча,  только
               слышались  шаги  коней.  Лукашка  запел  было  песню  про  казака  Мингаля,  но,  не  допев
               первого стиха, затих и обратился к Назарке.
                     — Ведь не пустила, — сказал он.
                     — О! — отозвался Назарка. — Я знал, что не пустит. Что мне Ямка сказывала: юнкирь
               к ним ходить стал. Дядя Ерошка хвастал, что он с юнкиря флинту за Марьянку взял.
                     — Брешет он, черт! — сердито сказал Лукашка, — не такая девка. А то я ему, старому
               черту, бока-то отомну. — И он запел свою любимую песню:

                     Из села было Измайлова,
                     Из любимого садочка сударева,
                     Там ясен сокол из садичка вылетывал,
                     За ним скоро выезживал млад охотничек,
                     Манил он ясного сокола на праву руку:
                     «Поди, поди, сокол, на праву руку,
                     За тебя меня хочет православный царь
                     Казнить-вешать».
                     Ответ держит ясен сокол:
                     «Не умел ты меня держать в золотой клетке
                     И на правой руке не умел держать,
   54   55   56   57   58   59   60   61   62   63   64