Page 139 - Мартин Иден

– По-моему, и до вас тоже не доходит. О чем был последний сонет?
– Не знаю, – честно, со смехом призналась она. – Уже забыла. Давайте
не будем больше читать. День так хорош.
– Не скоро мы опять приедем сюда, – печально произнес Мартин. –
Там, на горизонте, собирается шторм.
Книга выскользнула у него из рук на землю, и они забылись, и молча,
дремотно смотрели на дремлющий залив, смотрели – и не видели. Руфь

искоса глянула на шею Мартина. И не склонилась к нему, нет. Ее повлекла
какая-то сила ей неподвластная, сильнее земного тяготения, неодолимая,
как судьба. Лишь какой-нибудь дюйм разделял их – и вот уже не разделяет.
Плечо ее коснулось его плеча легко, точно мотылек цветка, и так же легко
он ответил на ее прикосновенье. Она почувствовала, как плечо его
подалось к ней и весь он затрепетал. Сейчас бы ей отодвинуться. Но ничто
уже не зависело от нее. Она не владела своей волей – в сладостном
безумии, что охватило ее, о воле, о самообладании уже не думалось.
Рука Мартина несмело потянулась, коснулась ее талии. В мучительном
восторге она ждала, прислушивалась к этому медленному движению.
Ждала, сама не зная чего – она тяжело дышала, губы горели, пересохли,
сердце неистово колотилось, ее пронизывало лихорадочное предвкушенье.
Рука Мартина поднялась выше, он притянул Руфь к себе, притянул
медленно, нежно. Она уже не в силах была ждать. Устало вздохнула и вдруг
неожиданно для себя порывисто прижалась головой к груди Мартина. Он

тотчас наклонил голову, и Руфь потянулась губами к его губам.
Должно быть, это любовь, подумала она в единственный миг, когда
еще способна была подумать. Какой стыд, если это не любовь. Да нет,
конечно же, любовь. И она еще крепче прижалась к нему, прильнула всем
телом. И почти сразу чуть высвободилась из его объятий, порывисто,
ликующе обвила руками загорелую шею. Острая сладкая боль пронзила ее,
боль любви, утоленного желания; глухо застонав, она разжала руки, и
почти в обмороке сникла в объятиях Мартина.
До сих пор ни слова не было сказано, и еще долго они не говорили ни
слова. Дважды Мартин наклонялся и целовал ее, и оба раза она робко
отвечала поцелуем и счастливо приникала к нему всем телом. Она льнула к
нему, не в силах оторваться, а он бережно, легко поддерживал ее и
невидящими глазами смотрел на смутные очертания огромного города по

ту сторону залива. В кои-то веки никакие образы не теснились у него в
мозгу. Только пульсировали краски и огни, и отблески, жаркие, как этот
день, жаркие, как его любовь. Он наклонился к Руфи. Она нарушила
молчание.