Page 136 - Мартин Иден

и так хорошо ей стало, так умиротворенно и покойно. Может, во всем
виновата лодка – качнула ее к Мартину. Но Руфь не пыталась выпрямиться.
Она прислонялась к его плечу, – слегка, но все-таки прислонялась, и не
отодвинулась, когда он чуть изменил позу, чтобы ей было удобней.
Это было безумство, но Руфь не желала себе признаться в безумстве.
Она уже не та, что прежде, теперь она – женщина, и по-женски жаждет к
кому-то прильнуть, и, лишь едва-едва прислонись к плечу Мартина, жажду

эту словно бы утолила. И уже не чувствовала усталости. А Мартин молчал.
Заговори он, чары рассеялись бы. Но своей сдержанностью в любви он их
длил. Он был ошеломлен, голова кружилась. Он не понимал, что
происходит. Это же чудо– уж не бредит ли он? Он подавил безумное
желание выпустить парус и румпель и сжать Руфь в объятиях. Чутье
подсказало: нет, это не годится, и он порадовался, что руки заняты, благо
есть парус и румпель, и отогнал искушенье. Но он уже не так осторожно
приводил судно к ветру, бессовестно выплескивал ветер из паруса, лишь бы
продлить путь к северному берегу. На подходе к берегу придется
маневрировать, и отрадная близость нарушится. Искусно управляя
парусом, он замедлил ход лодки, но так, что спорщики ничего не заметили,
и мысленно простил все самые трудные в его жизни плавания, ведь они
подарили ему такую дивную ночь, научив властвовать над морем, и лодкой,
и ветром, и вот Руфь сидит подле него, и на плече он ощущает милую ему
тяжесть.

Всходила луна, и, едва ее свет коснулся паруса и жемчужным сияньем
озарил лодку, Руфь отстранилась от Мартина. И в тот же миг
почувствовала, что и он отстраняется. Бессознательно оба постарались,
чтобы те трое ничего не заметили. Без слов оба ощутили всю
сокровенность случившегося. И Руфь сидела поодаль от него, щеки ее
горели, теперь-то она осознала, что произошло. Она виновата в чем-то
таком, что хотела бы скрыть и от братьев, и от Одни. Отчего же она так
поступила? Никогда еще она не делала ничего подобного, а ведь и прежде
не раз лунными ночами каталась на лодке с молодыми людьми. Никогда ей
ничего такого не хотелось. Ее охватил стыд, ошеломила загадочность
пробуждающегося в ней женского начала. Украдкой она глянула на
Мартина– он был сейчас занят лодкой, менял курс– и готова была
возненавидеть его, ведь это из-за него, она повела себя так постыдно, так

нескромно. Подумать только, из-за него! Наверно, мама была права, они
слишком часто видятся. Никогда больше такого не случится, решила она, и
видеться они впредь будут реже. Несуразная мысль пришла ей в голову–
при первой же встрече наедине объяснить, солгать, упомянуть мимоходом,