Page 142 - Мартин Иден

Так оно и есть, решил он теперь, хотя романы, которые он прочел, и
уверили его было в другом. По романам он представлял себе, что в
хорошем обществе девушка удостаивает мужчину вниманием только после
того, как он, по всем правилам, попросит ее руки. В его-то прежнем
окружении никого особенно не смущало, если юноши и девушки
добивались близости, покоряли друг друга поцелуями и ласками, но чтобы
так же себя вели особы в хорошем обществе, этого он вообразить не мог. И

однако романы ошибались. Вот оно, доказательство. Те же прикосновенья и
ласки, без слов, что действуют на девушек из рабочего класса, действуют и
на девушек из верхов. Все они из плоти и крови, все по сути схожи;
вспомнись ему прочитанный Спенсер, он бы и раньше сообразил. Он
держал Руфь в объятиях, успокаивал ее, а сам радовался, что и знатная
леди, и Джуди О'Грэди, в сущности, так схожи. Эта простая истина
приближала к нему Руфь, делала ее досягаемой. Ее милое тело из той же
плоти, что и у всех, и у него самого. Нет преграды их браку. Лишь
принадлежность к разным классам разделяет их, а это различие чисто
внешнее. Его можно и преодолеть. Мартин как-то читал о рабе, который
возвысился и стал императором Рима. А раз так, может и он возвыситься до
Руфи. При всей ее чистоте и святости, образованности и неземной красоте
души, она по самой природе своей просто женщина, такая же, как Лиззи
Конноли и все прочие лиззи конноли. Все, чего можно ждать от них, можно
ждать и от нее. Она способна любить и ненавидеть, пожалуй, даже закатить

истерику; и, конечно же, способна ревновать, как ревнует сейчас, все тише
всхлипывая напоследок в его объятиях.
– И потом, я старше тебя, – вдруг сказала она, открыв глаза и глядя на
него снизу вверх, – на три года.
– Ну нет, ты еще ребенок, по пережитому опыту я старше тебя на
сорок лет, – возразил он.
А на самом деле, если говорить о любви, оба они были дети, и как дети
наивно и неумело проявляли свою любовь, и это несмотря на ее
университетский диплом и звание бакалавра и несмотря на его знакомство
с философией и суровый жизненный опыт.
–Лучезарный день угасал понемногу, а они сидели и разговаривали,
как свойственно влюбленным, дивясь чуду любви и капризу судьбы, что их
свела, твердо убежденные, что любят так, как до них никто никогда не

любил. Упорно, опять и опять возвращались они к своим первым
впечатлениям друг о друге и тщетно пытались разобраться, что же они
чувствуют друг к другу и насколько глубоко это чувство.
Вечернее солнце опускалось в громоздящиеся на западе облака, и небо