Page 159 - Мартин Иден

– Ты свято чтишь ходячие истины, все, что общепринято и
общепризнано, – сказал однажды Руфи Мартин, когда они заспорили о
Прапсе и Вандеруотере. – Согласен, чтобы цитировать, они куда как
хороши– два самых видных критика в Соединенных Штатах. Каждый
школьный учитель в Америке смотрит на Вандеруотера снизу вверх как на
главу американской критики. Однако я читал его писанину, и мне кажется,
это образец бессмысленного краснобайства. Да ведь он – спасибо Колетту

Берджесу– попросту банален и смертельно окучен. И Прапс не лучше. Его
«Ядовитые мхи» прекрасно написаны. Все запятые на местах, а тон
– ну до чего величественный, до чего же величественный. Ему платят
больше всех критиков в Америке, хотя– прости меня боже– никакой он не
критик. В Англии уровень критики много выше.
Но эти двое изрекают то, что думает публика, и притом изрекают так
красиво, так нравственно, так самодовольно– вот где собака зарыта. Их
рецензии благонравны как воскресенье в Англии. Они– рупор
общественного мнения. Они поддерживают преподавателей языка и
литературы, а те поддерживают их. И ни у одного из них не откопаешь ни
единой своеобычной мысли. Они признают только общепринятое– в
сущности, они и есть общепринятое. Они не блещут умом, и общепринятое
прилипает к ним так же легко, как ярлык пивного завода к бутылке пива. И
роль их заключается в том, чтобы завладеть молодыми умами,
студенчеством, загасить в них малейший проблеск самостоятельной
оригинальной мысли, если такая найдется, и поставить на них штамп

общепринятого.
– Мне кажется, – возразила Руфь, – оттого, что я придерживаюсь
общепринятого, я ближе к истине, чем ты, когда ты ополчаешься на все это,
словно дикарь с островов Южного моря.
– Все святыни сокрушили сами миссионеры, – со смехом возразил
Мартин. – И к несчастью, все миссионеры отправились к язычникам, и
дома теперь некому сокрушать авторитеты мистера Вандеруотера и
мистера Прапса.
– А заодно и преподавателей колледжей, – прибавила Руфь.
Мартин решительно покачал головой.
– Нет, преподаватели естественных наук пускай остаются. Это
поистине замечательный народ. А вот девяти десятым филологов и

лингвистов, этим безмозглым попугайчикам, очень бы полезно проломить
головы.
Это было довольно жестоко по отношению к преподавателям
словесности, а для Руфи прозвучало святотатством. Не могла она не