Page 164 - Мартин Иден

Глава 25

Мария Сильва была бедна и отлично знала все приметы бедности. Для
Руфи слово «бедность» обозначало существование, лишенное каких-то
удобств. Тем и ограничивалось ее представление о бедности. Она знала,
что Мартин беден, и это связывалось для нее с юностью Линкольна,
мистера Батлера и многих других, кто потом добился успеха. К тому же,
сознавая, что бедным быть не сладко, она, как истинная дочь среднего
сословия, преспокойно полагала, будто бедность благотворна, что, подобно
острой шпоре, она подгоняет по пути к успеху всех и каждого, кроме
безнадежных тупиц и вконец опустившихся бродяг, И потому, когда она
узнала, что безденежье заставило Мартина заложить часы и пальто, она не
встревожилась. Ее это даже обнадежило, значит, рано или поздно он
поневоле опомнится и вынужден будет забросить свою писанину.

Руфь не видела по лицу Мартина, что он голодает, хотя он осунулся,
похудел, а щеки, и прежде впалые, запали еще больше. Перемены в его
лице ей даже нравились.. Ей казалось, это облагородило его, не стало
избытка здоровой плоти и той животной силы, что одновременно и влекла
ее, и внушала отвращение. Иногда она замечала необычный блеск его глаз
и радовалась, ведь такой он больше походил на поэта и ученого – на того,
кем хотел быть, кем хотела бы видеть его и она. Но Мария Сильва читала в
его запавших щеках и горящих глазах совсем иную повесть, день за днем
замечала в нем перемены, по ним узнавала, когда он без денег, а когда с
деньгами. Она видела, как он ушел из дому в пальто, а вернулся раздетый,
хотя день был холодный и промозглый, и сразу приметила, когда голодный
блеск в глазах потух и уже не так западают щеки. Заметила она и когда не
стало часов, а потом велосипеда, и всякий раз после этого у него
прибывало сил.
Видела она и как не щадя себя он работает и по расходу керосина
знала, что он засиживается за полночь. Работа! Мария понимала, он

работает еще побольше, чем она сама, хотя работа его и другого сорта. И ее
поразило открытие: чем меньше он ест, тем усиленней работает. Бывало,
приметив, что он уже вовсе изголодался, она как бы между прочим
посылала ему с кем-нибудь из своей ребятни только что испеченный хлеб,
смущенно прикрываясь добродушным поддразниванием – тебе, мол, такой
не испечь. А то пошлет с малышом миску горячего супу, а в душе спорит
сама с собой, вправе ли обделять родную плоть и кровь. Мартин был ей