Page 169 - Мартин Иден

Джо не любил и не было у него тех обязательств, что накладывает любовь,
вот он и позволяет себе бездельничать. Ему же, Мартину, есть ради чего
работать, и он будет работать. Завтра спозаранку отправится на поиски
места. И даст знать Руфи, что исправился и готов служить у ее отца.
Пять долларов за пять тысяч слов, десять слов за цент– вот она,
рыночная цена искусства! Какое разочарование, какая ложь, какой позор–
он думал об этом непрестанно, а когда закрывал глаза, перед ним

вспыхивали огненные цифры – 3 доллара 85 центов, долг бакалейщику. Его
пробирала дрожь, болели все кости. Особенно донимала боль в пояснице.
Болела голова – темя, затылок, самый мозг болел и, казалось, распухал, и
лоб болел невыносимо. А ниже, под сомкнутыми веками, безжалостно
горели цифры– 3,85 доллара. Он открыл глаза, чтобы не видеть их, но
белый свет в комнате словно ожег глазные яблоки, и пришлось снова
закрыть глаза, и снова загорелись 3,85.
Пять долларов за пять тысяч слов, десять слов за цент – мысль эта
прочно засела в мозгу, и не мог он избавиться от нее, как не мог избавиться
от цифры 3,85 под веками. Что-то менялось в цифре, он с любопытством
следил, и вот уже на ее месте загорелась цифра 2. Вот оно что, подумал
Мартин, это булочнику! Потом появились 2,5. Цифра озадачила, Мартин
стал лихорадочно гадать, что же она означает, словно дело шло о жизни и
смерти. Безусловно, он кому-то должен два пятьдесят, но кому? Властная
злобная вселенная требовала, чтобы он нашел ответ, и в напрасных поисках

он бродил по нескончаемым коридорам сознания, открывал
загроможденные старой рухлядью чуланы и кладовки с обрывками
всевозможных воспоминаний и сведений. Прошли века, и наконец легко,
без труда, вспомнилось: это его долг Марии. С огромным облегчением
Мартин обратился душой к мучителю-экрану под сомкнутыми веками.
Задача решена, теперь можно отдохнуть. Но нет, 2,5 померкли, и на их
месте вспыхнуло 8. А это кому? Опять предстоит безотрадный поход по
закоулкам сознания в поисках ответа.
Долго ли он так бродил, Мартин не знал, но прошла, кажется,
вечность, и он очнулся от стука в дверь, от голоса Марии, она спрашивала,
не заболел ли он. Глухо, сам не узнавая своего голоса, он ответил, что
просто задремал. С удивлением заметил, что в комнате темно, уже ночь. А
письмо пришло в два часа дня, и тут он понял, что болен.

Под сомкнутыми веками опять медленно разгоралась цифра 8, и
Мартин вернулся к три же каторге. Но он стал хитрый. Незачем ему
бродить по закоулкам сознания. Дурак он был раньше. Он потянул
рукоятку, и само сознание закрутилось вокруг него, чудовищное колесо