Page 225 - Мартин Иден

Глава 32

Назавтра же перед вечером Марию взволновало событие: к Мартину
явился еще один гость. Но на этот раз она не растерялась и усадила
Бриссендена среди великолепия своей благопристойной гостиной.
– Надеюсь, вы не против, что я пришел? – начал Бриссенден.
– Нет-нет, нисколько, – ответил Мартин, обмениваясь с ним
рукопожатием и указывая на единственный в его комнате стул, а сам сел на
кровать. – Но откуда вы узнали, где я живу?
– Позвонил Морзам. К телефону подошла мисс Морз. И вот я у вас. –
Он вытянул из кармана пальто тоненькую книжку и кинул ее на стол. – Вот
книжка одного поэта. Прочтите и оставьте себе. – И когда Мартин стал
было возражать, перебил его– Куда мне книги? Сегодня утром опять шла
кровь горлом. Виски у вас есть? Нету, конечно. Минутку.

Бриссенден поднялся и вышел. Высокий, тощий, он спустился с
крыльца и обернулся, закрывая калитку, и Мартин, который смотрел ему
вслед, с внезапной острой болью заметил, какая у него впалая грудь, как
ссутулились некогда широкие плечи. Потом достал два стакана и принялся
читать книгу, это оказался последний сборник стихов Генри Вогена Марло.
– Шотландского нет, – объявил, возвратясь, Бриссенден. – Этот
паршивец продает только американское виски. Но бутылку я взял.
– Я пошлю кого-нибудь из малышни за лимонами, и мы сварим
пунш, – предложил Мартин. – Интересно, сколько получает Марло за
такую вот книжку? – продолжал он, взяв ее в руки.
– Вероятно, долларов пятьдесят, – был ответ. – Хотя, считайте, ему
повезло, если ему удалось покрыть все расходы или если нашел издателя,
который рискнул его напечатать.
– Значит, поэзией не проживешь? – И голос и лицо Мартина выдавали,
как он удручен.
– Разумеется, нет. Какой дурак на это надеется? Рифмоплетством –

пожалуйста. Взять хоть Брюса, и Вирджинию Спринг, и Седжуика. У этих
дела идут недурно. Но поэзия…. знаете, чем зарабатывает на жизнь
Марло?.. преподает в школе для дефективных в Пенсильвании, это не
служба, а сущий ад, хуже не придумаешь. Я бы с ним не поменялся, будь
даже у него впереди пятьдесят лет жизни. А вот то, что он пишет, сверкает
среди современного рифмованного хлама, как оранжевый рубин в куче
моркови. А что о нем болтали рецензенты! Будь она проклята, вся эта