Page 31 - Мартин Иден
P. 31

вечная  непосильная  работа.  Сестра  оттолкнула  его,  но  он  уже  успел
               заметить ее слезы.
                     –  Завтрак  в  духовке,  –  поспешно  сказала  она.  –  Джим,  должно,  уж
               встал. Я спозаранку на ногах, стирка, у меня. А теперь пошевеливайся и
               поскорей  выметайся.  Дома  нынче  хорошего  не  жди,  Том-то взял  pacчет,
               придется Бернарду самому побывать за возчика..
                     Мартин пошел на кухню, а сердце щемило, распаренное лицо сестры,

               ее неряшливый вид растравляли душу. Будь у нее на это немного времени,
               она  бы  его  любила.  Но  она  до  полусмерти  замучена.  Скотина  Бернард
               Хиггинботем, совсем ее загонял. И однако Мартин поневоле почувствовал,
               что  в  сестрином  поцелуе  не  было  никакой  прелести.  Правда,  то  был
               необычный поцелуй. Уже многие годы Гертруда целовала его, лишь когда
               он уходил в плаванье или возвращался. Но сегодняшний поцелуй отдавал
               мыльной  пеной,  а  губы  у  нее  дряблые.  Они  не  прижались  к  его  губам
               быстро,  сильно,  как  положено  в  поцелуе.  Это  был  поцелуй  усталой
               женщины,  чья  усталость  копилась  так  долго,  что  она  разучилась
               целоваться. Мартин помнил ее девушкой – до того, как выйти замуж, она,
               бывало, после тяжелого рабочего дня в прачечной ночь напролет танцевала
               с лучшими танцорами, а наутро прямиком с танцев опять отправлялась в
               прачечную – и хоть бы что. А потом он подумал о Руфи, у нее, наверно,
               губы прохладные и нежные, ведь вся она – прохлада и нежность. Должно
               быть,  она  и  целует,  как  пожимает  руку,  как  смотрит  на  тебя,  –

               бесхитростно,  от  души.  Он  осмелился  представить,  будто  ее  губы
               коснулись  его  губ,  да  так  живо  это  представил,  что  у  него  закружилась
               голова  и  показалось,  он  парит  в  облаке  розовых  лепестков  и  весь
               пропитался их ароматом.
                     На  кухне  он  застал  Джима,  второго  квартиранта,  тот  лениво  ел
               овсяную  кашу  и  смотрел  скучливо,  отсутствующим  взглядом.  Он  был
               подручным слесаря, и его слабовольный подбородок, сластолюбие и вместе
               с  тем  трусоватая  тупость  были  верным  знаком,  что  в  жизни  ему  не
               преуспеть.
                     –  Чего  не  ешь?  –  спросил  он,  когда  Мартин  уныло  ковырнул  уже
               простывшую недоваренную кашу. – Опять вчера напился?
                     Мартин покачал головой. Все, что вокруг, угнетало своим убожеством.
               Казалось, Руфь Морз теперь от него дальше прежнего.
                     – А я напился, – беспокойно хихикнув, похвастался Джим. – Набрался

               под  завязку.  И  девчонка  подвернулась  первый  сорт!  Домой  меня  Билли
               доставил.
                     Мартин кивком подтвердил, что слушает – так уж он был устроен –
   26   27   28   29   30   31   32   33   34   35   36