Page 31 - Накануне

— Это еще неизвестно, — отвечал он. — Вот когда кто-нибудь из нас умрет за нее,
тогда можно будет сказать, что он ее любил.
— Так что, если бы вас лишили возможности возвратиться в Болгарию, — продолжала
Елена, — вам было бы очень тяжело в России?
Инсаров потупился.
— Мне кажется, я бы этого не вынес, — проговорил он.
— Скажите, — начала опять Елена, — трудно выучиться болгарскому языку?
— Нисколько. Русскому стыдно не знать по-болгарски. Русский должен знать все
славянские наречия. Хотите, я вам принесу болгарские книги? Вы увидите, как это легко.
Какие у нас песни! не хуже сербских. Да вот постойте, я вам переведу одну из них. В ней
говорится про… Да вы знаете ли хоть немножко нашу историю?
— Нет, я ничего не знаю, — ответила Елена.
— Постойте, я вам принесу книжку. Вы из нее хоть главные факты узнаете. Так
слушайте же песню… Впрочем, я вам лучше принесу написанный перевод. Я уверен, вы
полюбите нас: вы всех притесненных любите. Если бы вы знали, какой наш край
благодатный! А между тем его топчут, его терзают, — подхватил он с невольным движением
руки, и лицо его потемнело, — у нас все отняли, все: наши церкви, наши права, наши земли;
как стадо гоняют нас поганые турки, нас режут…
— Дмитрий Никанорович! — воскликнула Елена.
Он остановился.
— Извините меня. Я не могу говорить об этом хладнокровно. Но вы сейчас спрашивали
меня, люблю ли я свою родину? Что же другое можно любить на земле? Что одно неизменно,
что выше всех сомнений, чему нельзя не верить после бога? И когда эта родина нуждается в
тебе… Заметьте: последний мужик, последний нищий в Болгарии и я — мы желаем одного и
того же. У всех у нас одна цель. Поймите, какую это дает уверенность и крепость!
Инсаров замолк на мгновение и снова заговорил о Болгарии. Елена слушала его с
пожирающим, глубоким и печальным вниманием. Когда он кончил, она еще раз спросила
его:
— Так вы ни за что не остались бы в России?
А когда он ушел, она долго смотрела ему вслед. Он в этот день стал для нее другим
человеком. Не таким она провожала его, каким встретила его за два часа тому назад.
С того дня он стал ходить все чаще и чаще, а Берсенев все реже. Между обоими
приятелями завелось что-то странное, что они оба хорошо чувствовали, но назвать не могли,
а разъяснить боялись. Так прошел месяц.

XV

Анна Васильевна любила сидеть дома, как уже известно читателю; но иногда,
совершенно неожиданно, проявлялось в ней непреодолимое желание чего-нибудь
необыкновенного, какой-нибудь удивительной partie de plaisir 10 ; и чем затруднительнее
была эта partie de plaisir, чем больше требовала она приготовлений и сборов, чем больше
волновалась сама Анна Васильевна, тем ей было приятнее. Находил ли на нее этот стих
зимой — она приказывала нанять две-три ложи рядом, собирала всех своих знакомых и
отправлялась в театр или даже в маскарад; летом — она ехала за город, куда-нибудь
подальше. На другой день она жаловалась на головную боль, кряхтела и не вставала с
постели, а месяца через два в ней опять загоралась жажда «необыкновенного». То же
случилось и теперь. Кто-то упомянул при ней о красотах Царицына, и Анна Васильевна
внезапно объявила, что она послезавтра намерена ехать в Царицыно. Поднялась тревога в
доме: нарочный поскакал в Москву за Николаем Артемьевичем; с ним же поскакал и

10 увеселительной прогулки (франц.)