Page 40 - Накануне

известие?
— Я никакого известия не получал, — возразил Инсаров, — но, по моим
соображениям, мне нельзя здесь оставаться.
— Да как же это можно…
— Андрей Петрович, — проговорил Инсаров, — будьте так добры, не настаивайте,
прошу вас. Мне самому тяжело расстаться с вами, да делать нечего.
Берсенев пристально посмотрел на него.
— Я знаю, — проговорил он наконец, — вас не убедишь. Итак, это дело решенное?
— Совершенно решенное, — отвечал Инсаров, встал и удалился.
Берсенев прошелся по комнате, взял шляпу и отправился к Стаховым.
— Вы имеете сообщить мне что-то, — сказала ему Елена, как только они остались
вдвоем.
— Да; почему вы догадались?
— Это все равно. Говорите, что такое?
Берсенев передал ей решение Инсарова.
Елена побледнела.
— Что это значит? — произнесла она с трудом.
— Вы знаете, — промолвил Берсенев, — что Дмитрий Никанорович не любит отдавать
отчета в своих поступках. Но я думаю… Сядемте, Елена Николаевна, вы как будто не совсем
здоровы… Я, кажется, могу догадаться, какая, собственно, причина этого внезапного
отъезда.
— Какая, какая причина? — повторила Елена, крепко стискивая, и сама того не
замечая, руку Берсенева в своей похолодевшей руке.
— Вот видите ли, — начал Берсенев с грустною улыбкой, — как бы это вам объяснить?
Придется мне возвратиться к нынешней весне, к тому времени, когда я ближе познакомился
с Инсаровым. Я тогда встретился с ним в доме одного родственника; у этого родственника
была дочка, очень хорошенькая. Мне показалось, что Инсаров к ней неравнодушен, и я
сказал ему это. Он рассмеялся и отвечал мне, что я ошибался, что сердце его не пострадало,
но что он немедленно бы уехал, если бы что-нибудь подобное с ним случилось, так как он не
желает, — это были его собственные слова, — для удовлетворения личного чувства
изменить своему делу и своему долгу. «Я болгар, — сказал он, — и мне русской любви не
нужно…»
— Ну… и что же… вы теперь… — прошептала Елена, невольно отворачивая голову,
как человек, ожидающий удара, но все не выпуская схваченной руки Берсенева.
— Я думаю, — промолвил он и сам понизил голос, — я думаю, что теперь сбылось то,
что я тогда напрасно предполагал.
— То есть… вы думаете… не мучьте меня! — вырвалось вдруг у Елены.
— Я думаю, — поспешно подхватил Берсенев, — что Инсаров полюбил теперь одну
русскую девушку и, по обещанию своему, решается бежать.
Елена еще крепче стиснула его руку и еще ниже наклонила голову, как бы желая
спрятать от чужого взора румянец стыда, обливший внезапным пламенем все лицо ее и шею.
— Андрей Петрович, вы добры, как ангел, — проговорила она, — но ведь он придет
проститься?
— Да, я полагаю, наверное он придет, потому что не захочет уехать…
— Скажите ему, скажите…
Но тут бедная девушка не выдержала: слезы хлынули у ней из глаз, и она выбежала из
комнаты.
«Так вот как она его любит, — думал Берсенев, медленно возвращаясь домой. — Я
этого не ожидал; я не ожидал, что это уже так сильно. Я добр, говорит она, — продолжал он
свои размышления… — Кто скажет, в силу каких чувств и побуждений я сообщил все это
Елене? Но не по доброте, не по доброте. Все проклятое желание убедиться, действительно ли
кинжал сидит в ране? Я должен быть доволен — они любят друг друга, и я им помог…