Page 152 - Обыкновенная история

– Ну, что скажешь? – спросила Лизавета Александровна.
– Не хочется и говорить-то: как отвечать на такой вздор? Я виноват, что ты, едучи
сюда, воображал, что здесь все цветы желтые, любовь да дружба; что люди только и делают,
что одни пишут стихи, другие слушают да изредка, так, для разнообразия, примутся за
прозу?.. Я доказывал тебе, что человеку вообще везде, а здесь в особенности, надо работать,
и много работать, даже до боли в пояснице… цветов желтых нет, есть чины, деньги: это
гораздо лучше! Вот что я хотел доказать тебе! я не отчаивался, что ты поймешь наконец, что
такое жизнь, особенно как ее теперь понимают. Ты и понял, да как увидел, что в ней мало
цветов и стихов, и вообразил, что жизнь – большая ошибка, что ты видишь это и оттого
имеешь право скучать; другие не замечают и оттого живут припеваючи. Ну чем ты
недоволен? чего тебе недостает? Другой на твоем месте благословил бы судьбу. Ни нужда,
ни болезнь, никакое реальное горе не дотрогивалось до тебя. Чего у тебя нет? Любви, что ли?
Мало еще тебе: любил ты два раза и был любим. Тебе изменили, ты поквитался. Мы решили,
что друзья у тебя есть, какие у другого редко бывают: не фальшивые; в воду за тебя, правда,
не бросятся и на костер не полезут, обниматься тоже не охотники; да ведь это до крайности
глупо; пойми, наконец! но зато совет, помощь, даже деньги – всегда найдешь… Это ли еще
не друзья? Со временем ты женишься; карьера перед тобой: займись только; а вместе с ней и
фортуна. Делай все, как другие, – судьба не обойдет тебя: найдешь свое. Смешно воображать
себя особенным, великим человеком, когда ты не создан таким! Ну о чем же ты горюешь?
– Я вас не виню, дядюшка, напротив, я умею ценить ваши намерения и от души
благодарю за них. Что делать, что они не удались? Не вините же и меня. Мы не поняли друг
друга – вот в чем наша беда! Что может нравиться и годиться вам, другому, третьему – не
нравится мне…
– Нравится мне, другому, третьему!.. не то говоришь, милый! разве я один так думаю и
действую, как учил думать и действовать тебя?.. Посмотри кругом: рассмотри массу – толпу,
как ты называешь ее, – не ту, что в деревне живет: туда это долго не дойдет, а современную,
образованную, мыслящую и действующую: чего она хочет и к чему стремится? как мыслит?
и увидишь, что именно так, как я учил тебя. Чего я требовал от тебя – не я все это выдумал.
– Кто же? – спросила Лизавета Александровна.
– Век.
– Так непременно и надо следовать всему, что выдумает твой век? – спросила она, – так
все и свято, все и правда?
– Все и свято! – сказал Петр Иваныч.
– Как! правда, что надо больше рассуждать, нежели чувствовать? Не давать воли
сердцу, удерживаться от порывов чувства? не предаваться и не верить искреннему
излиянию?
– Да, – сказал Петр Иваныч.
– Действовать везде по методе, меньше доверять людям, считать все ненадежным и
жить одному про себя?
– Да.
– И это свято, что любовь не главное в жизни, что надо больше любить свое дело,
нежели любимого человека, не надеяться ни на чью преданность, верить, что любовь должна
кончаться охлаждением, изменой или привычкой? что дружба привычка? Это все правда?
– Это была всегда правда, – отвечал Петр Иваныч, – только прежде не хотели верить
ей, а нынче это сделалось общеизвестной истиной.
– Свято и это, что все надо рассматривать, все рассчитывать и обдумывать, не
позволять себе забыться, помечтать, увлечься хоть и обманом, лишь бы быть оттого
счастливым?..
– Свято, потому что разумно, – сказал Петр Иваныч.
– Правда и это, что умом надобно действовать и с близкими сердцу… например, с
женой?..
– У меня еще никогда так не болела поясница… ох! – сказал Петр Иваныч, корчась на