Page 163 - Обыкновенная история

– Вот житье-то! – говорил Антон Иваныч. – Не похудеть! диво, как вы там не умерли!
И весь век так?
– Нет-с: по праздникам господа, как соберутся иногда, так, не дай бог как едят! Поедут
в какой-нибудь немецкий трактир, да рублей сто, слышь, и проедят. А пьют что – боже
упаси! хуже нашего брата! Вот, бывало, у Петра Иваныча соберутся гости: сядут за стол часу
в шестом, а встанут утром в четвертом часу.
Антон Иваныч вытаращил глаза.
– Что ты! – сказал он, – и всё едят?
– Все едят!
– Хоть бы посмотреть: не по-нашему! Что же они едят?
– Да что, сударь, не на что смотреть! Не узнаешь, что и ешь: немцы накладут в кушанье
бог знает чего: и в рот-то взять не захочется. И перец-то у них не такой; подливают в соус
чего-то из заморских склянок… Раз угостил меня повар Петра Иваныча барским кушаньем,
так три дня тошнило. Смотрю, оливка в кушанье: думал, как и здесь оливка; раскусил –
глядь: а там рыбка маленькая; противно стало, выплюнул; взял другую – и там то же; да во
всех… ах вы, чтоб вас, проклятые!..
– Как же это они, нарочно кладут туда?
– Бог их ведает! Я спрашивал: ребята смеются, говорят: так, слышь, родятся. И что за
кушанья? Сначала горячее подадут, как следует, с пирогами, да только уж пироги с
наперсток; возьмешь в рот вдруг штук шесть, хочешь пожевать, смотришь – уж там их и нет,
и растаяли… После горячего вдруг чего-то сладкого дадут, там говядины, а там мороженого,
а там травы какой-то, а там жаркое… и не ел бы!
– Так печь-то у вас и не топилась? Ну как не похудеть! – промолвил Антон Иваныч,
вставая из-за стола.
«Благодарю тебя, боже мой, – начал он вслух, с глубоким вздохом, – яко насытил мя
еси небесных благ… что я! замололся язык-то: земных благ, – и не лиши меня небесного
твоего царствия».
– Убирайте со стола: господа не будут кушать. К вечеру приготовьте другого
поросенка… или нет ли индейки? Александр Федорыч любит индейку; он, чай,
проголодается. А теперь принесите-ка мне посвежее сенца в светелку: я вздохну
часок-другой; там к чаю разбудите. Коли чуть там Александр Федорыч зашевелится, так
того… растолкайте меня.
Восстав от сна, он пришел к Анне Павловне.
– Ну что, Антон Иваныч? – спросила она.
– Ничего, матушка, покорно благодарю за хлеб за соль… и уснул так сладко; сено такое
свежее, душистое…
– На здоровье, Антон Иваныч. Ну, а что говорит Евсей? Вы спрашивали?
– Как не спрашивать! Все выведал: пустое! все поправится. Дело-то все, выходит,
оттого, что пища там была, слышь, плоха.
– Пища?
– Да; судите сами: огурцы сорок копеек десяток, поросенок два рубля, а кушанье все
кондитерское – и не наешься досыта. Как не похудеть! Не беспокойтесь, матушка, мы его
поставим здесь на ноги, вылечим. Вы велите-ка заготовить побольше настойки березовой; я
дам рецепт; мне от Прокофья Астафьича достался; да утром и вечером и давайте по рюмке
или по две, и перед обедом хорошо; можно со святой водой… у вас есть?
– Есть, есть: вы же привезли.
– Да, ведь в самом деле я. Кушанья выбирайте пожирнее. Я уж к ужину велел
поросенка или индейку зажарить.
– Благодарствуйте, Антон Иваныч.
– Не на чем, матушка! Не велеть ли еще цыплят с белым соусом?
– Я велю…
– Зачем вам самим? а я-то на что? похлопочу… дайте мне.