Page 174 - Обыкновенная история

пятьсот рублей на один стол…
Он взял у ней тетрадь и бросил под стол.
– Что это так занимает тебя? – спросил он, – или денег тебе жаль?
– Как же не занимать? Ведь я твоя жена! Ты же сам учил меня… а теперь упрекаешь,
что я занимаюсь… Я делаю свое дело!
– Послушай, Лиза! – сказал Петр Иваныч после краткого молчания, – ты хочешь
переделать свою натуру, осилить волю… это нехорошо. Я никогда не принуждал тебя: ты не
уверишь меня, чтоб эти дрязги (он указал на тетрадь) могли занимать тебя. Зачем ты хочешь
стеснять себя? Я предоставляю тебе полную свободу…
– Боже мой! зачем мне свобода? – сказала Лизавета Александровна, – что я стану с ней
делать? Ты до сих пор так хорошо, так умно распоряжался и мной и собой, что я отвыкла от
своей воли; продолжай и вперед; а мне свобода не нужна.
Оба замолчали.
– Давно, – начал опять Петр Иваныч, – я не слыхал от тебя, Лиза, никакой просьбы,
никакого желания, каприза.
– Мне ничего не нужно, – заметила она.
– У тебя нет никаких особенных… скрытых желаний? – спросил он с участием,
пристально глядя на нее.
Она колебалась, говорить или нет.
Петр Иваныч заметил это.
– Скажи, ради бога, скажи! – продолжал он, – твои желания будут моими желаниями, я
исполню их как закон.
– Ну хорошо, – отвечала она, – если ты можешь это сделать для меня… то… уничтожь
наши пятницы… эти обеды утомляют меня…
Петр Иваныч задумался.
– Ты и так живешь взаперти, – сказал он, помолчав, – а когда к нам перестанут
собираться приятели по пятницам, ты будешь совершенно в пустыне. Впрочем, изволь; ты
желаешь этого – будет исполнено. Что ж ты станешь делать?
– Ты передай мне свои счеты, книги, дела… я займусь… – сказала она и потянулась под
стол поднять расходную тетрадь.
Петру Иванычу это показалось худо скрытым притворством.
– Лиза!.. – с упреком сказал он.
Книжка осталась под столом.
– А я думал, не возобновишь ли ты некоторых знакомств, которые мы совсем оставили?
Для этого я хотел дать бал, чтоб ты рассеялась, выезжала бы сама…
– Ах, нет, нет! – с испугом заговорила Лизавета Александровна, – ради бога, не нужно!
Как можно… бал!
– Что ж это так пугает тебя? В твои лета бал не теряет своей занимательности; ты еще
можешь танцевать…
– Нет, Петр Иваныч, прошу тебя, не затевай! – заговорила она с живостью, – заботиться
о туалете, одеваться, принимать толпу, выезжать – боже сохрани!
– Ты, кажется, весь век хочешь проходить в блузе?
– Да, если ты позволишь, я бы не сняла ее. Зачем наряжаться? и трата денег, и лишние
хлопоты без всякой пользы.
– Знаешь что? – вдруг сказал Петр Иваныч, – говорят, на нынешнюю зиму ангажирован
сюда Рубини; у нас будет постоянная итальянская опера; я просил оставить для нас ложу –
как ты думаешь?
Она молчала.
– Лиза!
– Напрасно… – сказала она робко, – я думаю, и это будет мне утомительно… я устаю…
Петр Иваныч склонил голову, подошел к камину и, облокотясь на него, смотрел… как
бы это сказать? с тоской не с тоской, а с тревогой, с беспокойством и с боязнью на нее.