Page 45 - Обыкновенная история

Он между тем с сокрушением смотрел на разбитый бюст.
– «Заплачу́! – сказал он, – заплачу́». Это будет четвертая глупость. Тебе,
я вижу, хочется рассказать о своем счастии. Ну, нечего делать. Если уж дяди обречены
принимать участие во всяком вздоре своих племянников, так и быть, я даю тебе четверть
часа: сиди смирно, не сделай какой-нибудь пятой глупости и рассказывай, а потом, после
этой новой глупости, уходи: мне некогда. Ну… ты счастлив… так что же? рассказывай же
поскорее.
– Если и так, дядюшка, то эти вещи не рассказываются, – с скромной улыбкой заметил
Александр.
– Я было приготовил тебя, а ты, я вижу, все-таки хочешь начать с обыкновенных
прелюдий. Это значит, что рассказ продолжится целый час; мне некогда: почта не будет
ждать. Постой, уж я лучше сам расскажу.
– Вы? вот забавно!
– Ну, слушай же, очень забавно! Ты вчера виделся с своей красавицей наедине…
– А вы почему знаете? – с жаром начал Александр, – вы подсылаете смотреть за мной?
– Как же, я содержу для тебя шпионов на жалованье. С чего ты взял, что я так забочусь
о тебе? мне что за дело?
Эти слова сопровождались ледяным взглядом.
– Так почему же вы знаете? – спросил Александр, подходя к дяде.
– Сиди, сиди, ради бога, и не подходи к столу: что-нибудь разобьешь. У тебя на лице
все написано, я отсюда буду читать. Ну, у вас было объяснение, – сказал он.
Александр покраснел и молчал. Видно, что дядя опять попал.
– Вы оба, как водится, были очень глупы, – говорил Петр Иваныч.
Племянник сделал нетерпеливое движение.
– Дело началось с пустяков, когда вы остались одни, с какого-нибудь узора, –
продолжал дядя, – ты спросил, кому она вышивает? она отвечала «маменьке или тетеньке»
или что-нибудь подобное, а сами вы дрожали как в лихорадке…
– А вот нет, дядюшка, не угадали: не с узора; мы были в саду… – проговорился
Александр и замолчал.
– Ну, с цветка, что ли, – сказал Петр Иваныч, – может быть, еще с желтого, все равно;
тут что попадется в глаза, лишь бы начать разговор; так-то слова с языка нейдут. Ты спросил,
нравится ли ей цветок; она отвечала да; почему, дескать? «Так», – сказала она, и замолчали
оба, потому что хотели сказать совсем другое, и разговор не вязался. Потом взглянули друг
на друга, улыбнулись и покраснели.
– Ах, дядюшка, дядюшка, что вы!.. – говорил Александр в сильном смущении.
– Потом, – продолжал неумолимый дядя, – ты начал стороной говорить о том, что
вот-де перед тобой открылся новый мир. Она вдруг взглянула на тебя, как будто слушает
неожиданную новость; ты, я думаю, стал в тупик, растерялся, потом опять чуть внятно
сказал, что только теперь ты узнал цену жизни, что и прежде ты видал ее… как ее? Марья,
что ли?
– Наденька.
– Но видал как будто во сне, предчувствовал встречу с ней, что вас свела симпатия и
что, дескать, теперь ты посвятишь ей одной все стихи и прозу… А руками-то, я думаю, как
работал! верно, опрокинул или разбил что-нибудь.
– Дядюшка! вы подслушали нас! – вскричал вне себя Александр.
– Да, я там за кустом сидел. Мне ведь только и дела, что бегать за тобой да
подслушивать всякий вздор.
– Почему же вы все это знаете? – спросил с недоумением Александр.
– Мудрено! с Адама и Евы одна и та же история у всех, с маленькими вариантами.
Узнай характер действующих лиц, узнаешь и варианты. Это удивляет тебя, а еще писатель!
Вот теперь и будешь прыгать и скакать дня три, как помешанный, вешаться всем на шею –
только, ради бога, не мне. Я тебе советовал бы запереться на это время в своей комнате,