Page 30 - Очарованный странник

Они, однако, нимало на эти мои слова не уважили и отвернулись и давай опять свое
дело продолжать: все проповедуют.
Я думаю: "Ну, что же на это роптать: они люди должностные, и, может быть, им со
мною неловко иначе при татарах обойтися", - и оставил, а выбрал такой час, что они были
одни в особливой ставке, и кинулся к ним и уже со всею откровенностью им все рассказал,
что самую жестокую участь претерпеваю, и прошу их:
- Попугайте, - говорю, - их, отцы-благодетели, нашим батюшкой белым царем: скажите
им, что он не велит азиатам своих подданных насильно в плену держать, или, еще лучше,
выкуп за меня им дайте, а я вам служить пойду. Я, - говорю, - здесь живучи, ихнему
татарскому языку отлично научился и могу вам полезным человеком быть.
А они отвечают:
- Что, - говорят, - сыне: выкупу у нас нет, а пугать, - говорят, нам неверных не
позволено, потому что и без того люди лукавые и непреданные, и с ними из политики мы
вежливость соблюдаем.
- Так что же, - говорю, - стало быть, мне из-за этой политики так тут целый век у них и
пропадать?
-А что же, - говорят, - все равно, сыне, где пропадать, а ты молись: у бога много
милости, может быть он тебя и избавит.
- Я, мол, молился, да уже сил моих нет и упование отложил.
- А ты, - говорят, - не отчаявайся, потому что это большой грех!
- Да я, - говорю, - не отчаяваюсь, а только... как же вы это так... мне это очень обидно,
что вы русские и земляки, и ничего пособить мне не хотите.
- Нет, - отвечают, - ты, чадо, нас в это не мешай, мы во Христе, а во Христе нет ни
еллин, ни жид; наши земляки все послушенствующие. Нам все равны, все равны.
- Все? - говорю.
- Да, - отвечают, - все, это наше научение от апостола Павла. Мы куда приходим, не
ссоримся... это нам не подобает. Ты раб и, что делать, терпи, ибо и по апостолу Павлу, -
говорят, - рабы должны повиноваться*. А ты помни, что ты христианин, и потому о тебе нам
уже хлопотать нечего, твоей душе и без нас врата в рай уже отверзты, а эти во тьме будут,
если мы их не присоединим, так мы за них должны хлопотать.
И показывают мне книжку.
- Вот ведь, - говорят, - видишь, сколько здесь у нас человек в этом реестре записано, -
это все мы столько людей к нашей вере присоединили!
Я с ними больше и говорить не стал и не вплел их больше, как окромя одного, и то
случаем: пригонил отколь-то раз один мой сынишка и говорит:
- У нас на озере, тятька, человек лежит.
Я пошел посмотреть: вижу, на ногах с колен чулки содраны, а с рук по локти перчатки
сняты, татарва это искусно делают: обчертит да дернет, так шкуру и снимет, - а голова этого
человека в сторонке валяется, и на лбу крест вырезан.
"Эх, - думаю, - не хотел ты за меня, земляк, похлопотать, и я тебя осуждал, а ты вот
сподобился и венец страдания приял. Прости меня теперь ради Христа!"
И взял я его перекрестил, сложил его головку с туловищем, поклонился до земли, и
закопал, и "Святый боже" над ним пропел, - а куда другой его товарищ делся, так и не знаю;
но только тоже, верно, он тем же кончил, что венец приял, потому что у нас после по орде у
татарок очень много образков пошло, тех самых, что с этими миссионерами были.
- А эти миссионеры даже и туда, в Рынь-пески, заходят?
- Как же-с, они ходят, но только все без пользы без всякой.
- Отчего же?
- Обращаться не знают как. Азията в веру приводить надо со страхом, чтобы он трясся
от перепуга, а они им бога смирного проповедывают. Это попервоначалу никак не годится,
потому что азият смирного бога без угрозы ни за что не уважит и проповедников побьет.
- А главное, надо полагать, идучи к азиатам, денег и драгоценностей не надо при себе