Page 35 - Очарованный странник

почти все, кто слушал, заснули, а один из них, ватажный товарищ, говорит мне:
"А паспорт же у тебя есть?"
Я говорю:
"Нет, нема".
"А если, - говорит, - нема, так тебе здесь будет тюрьма".
"Ну так я, - говорю, - я от вас не пойду; а у вас небось тут можно жить и без паспорта?"
А он отвечает:
"Жить, - говорит, - у нас без паспорта можно, но помирать нельзя".
Я говорю:
"Это отчего?"
"А как же, - говорит, - тебя поп запишет, если ты без паспорта?
"Так как же, мол, мне на такой случай быть?"
"В воду, - говорит, - тебя тогда бросим на рыбное пропитание".
"Без попа?"
"Без попа".
Я, в легком подпитии будучи, ужасно этого испугался и стал плакать и жалиться, а
рыбак смеется.
"Я, - говорит, - над тобою шутил: помирай смело, мы тебя в родную землю зароем".
Но я уже очень огорчился и говорю:
"Хороша, мол, шутка. Если вы этак станете надо мною часто шутить, так я и до другой
весны не доживу".
И чуть этот последний товарищ заснул, я поскорее поднялся и пошел прочь, и пришел в
Астрахань, заработал на поденщине рубль и с того часу столь усердно запил, что не помню,
как очутился в ином городе, и сижу уже я в остроге, а оттуда меня по пересылке в свою
губернию послали. Привели меня в наш город, высекли в полиции и в свое имение
доставили. Графиня, которая меня за кошкин хвост сечь приказывала, уже померла, а один
граф остался, но тоже очень состарился, и богомольный стал, и конскую охоту оставил.
Доложили ему, что я пришел, он меня вспомнил и велел меня еще раз дома высечь и чтобы я
к батюшке, к отцу Илье, на дух шел. Ну, высекли меня по-старинному, в разрядной избе, и я
прихожу к отцу Илье, а он стал меня исповедовать и на три года не разрешает мне
причастия...
Я говорю:
"Как же так, батюшка, я было... столько лет не причащамшись... ждал..."
"Ну, мало ли, - говорит, - что; ты ждал, а зачем ты, - говорит, - татарок при себе вместо
жен держал... Ты знаешь ли, - говорит, - что я еще милостиво делаю, что тебя только от
причастия отлучаю, а если бы тебя взяться как должно по правилу святых отец исправлять,
так на тебе на живом надлежит всю одежду сжечь, но только ты, - говорит, - этого не бойся,
потому что этого теперь по полицейскому закону не позволяется".
"Ну что же, - думаю, - делать: останусь хоть так, без причастия, дома поживу, отдохну
после плена", - но граф этого не захотели. Изволили сказать:
"Я, - говорят, - не хочу вблизи себя отлученного от причастия терпеть".
И приказали управителю еще раз меня высечь с оглашением для всеобщего примера и
потом на оброк пустить. Так и сделалось: выпороли меня в этот раз по-новому, на крыльце,
перед конторою, при всех людях, и дали паспорт. Отрадно я себя тут-то почувствовал, через
столько лет совершенно свободным человеком, с законною бумагою, и пошел. Намерениев у
меня никаких определительных не было, до на мою долю бог послал практику.
- Какую же?
- Да опять все по той же, по конской части. Я пошел с самого малого ничтожества, без
гроша, а вскоре очень достаточного положения достиг и еще бы лучше мог распорядиться,
если бы не один предмет.
- Что же это такое, если можно спросить?
- Одержимости большой подпал от разных духов и страстей и еще одной неподобной