Page 19 - Отцы и дети

косынку.
– Извините, если я помешал, – начал Павел Петрович, не глядя на нее, – мне хотелось
только попросить вас… сегодня, кажется, в город посылают… велите купить для меня
зеленого чаю.
– Слушаю-с, – отвечала Фенечка, – сколько прикажете купить?
– Да полфунта довольно будет, я полагаю. А у вас здесь, я вижу, перемена, – прибавил
он, бросив вокруг быстрый взгляд, который скользнул и по лицу Фенечки. – Занавески вот, –
промолвил он, видя, что она его не понимает.
– Да-с, занавески; Николай Петрович нам их пожаловал; да уж они давно повешены.
– Да и я у вас давно не был. Теперь у вас здесь очень хорошо.
– По милости Николая Петровича, – шепнула Фенечка.
– Вам здесь лучше, чем в прежнем флигельке? – спросил Павел Петрович вежливо, но
без малейшей улыбки.
– Конечно, лучше-с.
– Кого теперь на ваше место поместили?
– Теперь там прачки.
– А!
Павел Петрович умолк. «Теперь уйдет», – думала Фенечка, но он не уходил, и она
стояла перед ним как вкопанная, слабо перебирая пальцами.
– Отчего вы велели вашего маленького вынести? – заговорил наконец Павел
Петрович. – Я люблю детей: покажите-ка мне его.
Фенечка вся покраснела от смущения и от радости. Она боялась Павла Петровича: он
почти никогда не говорил с ней.
– Дуняша, – кликнула она, – принесите Митю (Фенечка всем в доме говорила вы). А
не то погодите; надо ему платьице надеть.
Фенечка направилась к двери.
– Да все равно, – заметил Павел Петрович.
– Я сейчас, – ответила Фенечка и проворно вышла.
Павел Петрович остался один и на этот раз с особенным вниманием оглянулся кругом.
Небольшая, низенькая комнатка, в которой он находился, была очень чиста и уютна. В ней
пахло недавно выкрашенным полом, ромашкой и мелиссой. Вдоль стен стояли стулья с
задками в виде лир; они были куплены еще покойником генералом в Польше, во время
похода; в одном углу возвышалась кроватка под кисейным пологом, рядом с кованым
сундуком с круглою крышкой. В противоположном углу горела лампадка перед большим
темным образом Николая чудотворца; крошечное фарфоровое яичко на красной ленте висело
на груди святого, прицепленное к сиянию; на окнах банки с прошлогодним вареньем,
тщательно завязанные, сквозили зеленым светом; на бумажных их крышках сама Фенечка
написала крупными буквами «кружовник»; Николай Петрович любил особенно это варенье.
Под потолком, на длинном шнурке, висела клетка с короткохвостым чижом; он беспрестанно
чирикал и прыгал, и клетка беспрестанно качалась и дрожала: конопляные зерна с легким
стуком падали на пол. В простенке, над небольшим комодом, висели довольно плохие
фотографические портреты Николая Петровича в разных положениях, сделанные заезжим
художником; тут же висела фотография самой Фенечки, совершенно не удавшаяся: какое-то
безглазое лицо напряженно улыбалось в темной рамочке, – больше ничего нельзя было
36
разобрать; а над Фенечкой – Ермолов, в бурке, грозно хмурился на отдаленные Кавказские
горы из-под шелкового башмачка для булавок, падавшего ему на самый лоб.
Прошло минут пять; в соседней комнате слышался шелест и шепот. Павел Петрович

36 Ермолов Алексей Петрович (1772–1861) – генерал, соратник А. В. Суворова и М. И. Кутузова, герой
Отечественной войны 1812 года. В 1816–1827 гг. командир отдельного Кавказского корпуса и
главноуправляющий в Грузии.