Page 26 - Отцы и дети
P. 26
отставные люди.
– Да, брат; видно, пора гроб заказывать и ручки складывать крестом на груди, –
заметил со вздохом Николай Петрович.
– Ну, я так скоро не сдамся, – пробормотал его брат. – У нас еще будет схватка с этим
лекарем, я это предчувствую.
Схватка произошла в тот же день за вечерним чаем. Павел Петрович сошел в гостиную
уже готовый к бою, раздраженный и решительный. Он ждал только предлога, чтобы
накинуться на врага; но предлог долго не представлялся. Базаров вообще говорил мало в
присутствии «старичков Кирсановых» (так он называл обоих братьев), а в тот вечер он
чувствовал себя не в духе и молча выпивал чашку за чашкой. Павел Петрович весь горел
нетерпением; его желания сбылись наконец.
Речь зашла об одном из соседних помещиков. «Дрянь, аристократишко», – равнодушно
заметил Базаров, который встречался с ним в Петербурге.
– Позвольте вас спросить, – начал Павел Петрович, и губы его задрожали, – по вашим
понятиям слова: «дрянь» и «аристократ» одно и то же означают?
– Я сказал: «аристократишко», – проговорил Базаров, лениво отхлебывая глоток чаю.
– Точно так-с; но я полагаю, что вы такого же мнения об аристократах, как и об
аристократишках. Я считаю долгом объявить вам, что я этого мнения не разделяю. Смею
сказать, меня все знают за человека либерального и любящего прогресс; но именно потому я
уважаю аристократов – настоящих. Вспомните, милостивый государь (при этих словах
Базаров поднял глаза на Павла Петровича), вспомните, милостивый государь, – повторил он
с ожесточением, – английских аристократов. Они не уступают йоты от прав своих, и потому
они уважают права других; они требуют исполнения обязанностей в отношении к ним, и
потому они сами исполняют свои обязанности. Аристократия дала свободу Англии и
поддерживает ее.
– Слыхали мы эту песню много раз, – возразил Базаров, – но что вы хотите этим
доказать?
– Я эфтим хочу доказать, милостивый государь (Павел Петрович, когда сердился, с
намерением говорил: «эфтим» и «эфто», хотя очень хорошо знал, что подобных слов
грамматика не допускает. В этой причуде сказывался остаток преданий Александровского
времени. Тогдашние тузы в редких случаях, когда говорили на родном языке, употребляли
одни – эфто, другие – эхто: мы, мол, коренные русаки, и в то же время мы вельможи,
которым позволяется пренебрегать школьными правилами), я эфтим хочу доказать, что без
чувства собственного достоинства, без уважения к самому себе, – а в аристократе эти
чувства развиты, – нет никакого прочного основания общественному… bien public… 44
общественному зданию. Личность, милостивый государь, – вот главное; человеческая
личность должна быть крепка, как скала, ибо на ней все строится. Я очень хорошо знаю,
например, что вы изволите находить смешными мои привычки, мой туалет, мою опрятность,
наконец, но это все проистекает из чувства самоуважения, из чувства долга, да-с, да-с, долга.
Я живу в деревне, в глуши, но я не роняю себя, я уважаю в себе человека.
– Позвольте, Павел Петрович, – промолвил Базаров, – вы вот уважаете себя и сидите
сложа руки; какая ж от этого польза для bien public? Вы бы не уважали себя и то же бы
делали.
Павел Петрович побледнел.
– Это совершенно другой вопрос. Мне вовсе не приходится объяснять вам теперь,
почему я сижу сложа руки, как вы изволите выражаться. Я хочу только сказать, что
аристократизм – принсип, а без принсипов жить в наше время могут одни безнравственные
или пустые люди. Я говорил это Аркадию на другой день его приезда и повторяю теперь
вам. Не так ли, Николай?
44 Общественному благу (фр.).