Page 80 - Отцы и дети

дворецкого, ни доклада. На повороте дорожки он увидел Анну Сергеевну. Она стояла к нему
спиной. Услышав шаги, она тихонько обернулась.
Аркадий смутился было снова, но первые слова, ею произнесенные, успокоили его
тотчас. «Здравствуйте, беглец!» – проговорила она своим ровным, ласковым голосом и
пошла к нему навстречу, улыбаясь и щурясь от солнца и ветра: «Где ты его нашла, Катя?»
– Я вам, Анна Сергеевна, – начал он, – привез нечто такое, чего вы никак не
ожидаете…
– Вы себя привезли; это лучше всего.

XXIII

Проводив Аркадия с насмешливым сожалением и дав ему понять, что он нисколько не
обманывается насчет настоящей цели его поездки, Базаров уединился окончательно: на него
нашла лихорадка работы. С Павлом Петровичем он уже не спорил, тем более что тот в его
присутствии принимал чересчур аристократический вид и выражал свои мнения более
звуками, чем словами. Только однажды Павел Петрович пустился было в состязание с
нигилистом по поводу модного в то время вопроса о правах остзейских дворян, 135 но сам
вдруг остановился, промолвив с холодною вежливостью:
– Впрочем, мы друг друга понять не можем; я, по крайней мере, не имею чести вас
понимать.
– Еще бы! – воскликнул Базаров. – Человек все в состоянии понять – и как трепещет
эфир, и что на солнце происходит; а как другой человек может иначе сморкаться, чем он сам
сморкается, этого он понять не в состоянии.
– Что, это остроумно? – проговорил вопросительно Павел Петрович и отошел в
сторону.
Впрочем, он иногда просил позволения присутствовать при опытах Базарова, а раз
даже приблизил свое раздушенное и вымытое отличным снадобьем лицо к микроскопу, для
того чтобы посмотреть, как прозрачная инфузория глотала зеленую пылинку и хлопотливо
пережевывала ее какими-то очень проворными кулачками, находившимися у ней в горле.
Гораздо чаще своего брата посещал Базарова Николай Петрович; он бы каждый день
приходил, как он выражался «учиться», если бы хлопоты по хозяйству не отвлекали его. Он
не стеснял молодого естествоиспытателя: садился где-нибудь в уголок комнаты и глядел
внимательно, изредка позволяя себе осторожный вопрос. Во время обедов и ужинов он
старался направлять речь на физику, геологию или химию, так как все другие предметы,
даже хозяйственные, не говоря уже о политических, могли повести если не к столкновениям,
то ко взаимному неудовольствию. Николай Петрович догадывался, что ненависть его брата к
Базарову нисколько не уменьшилась. Неважный случай, между многими другими,
подтвердил его догадки. Холера стала появляться кое-где по окрестностям и даже
«выдернула» двух людей из самого Марьина. Ночью с Павлом Петровичем случился
довольно сильный припадок. Он промучился до утра, но не прибег к искусству Базарова и,
увидевшись с ним на следующий день, на его вопрос: «Зачем он не послал за ним?» –
отвечал, весь еще бледный, но уже тщательно расчесанный и выбритый: «Ведь вы, помнится,
сами говорили, что не верите в медицину?» Так проходили дни. Базаров работал упорно и
угрюмо… А между тем в доме Николая Петровича находилось существо, с которым он не то

135 «по поводу модного в то время вопроса о правах остзейских дворян» . – Большинство дворянства
Прибалтийского края (Эстландии, Лифляндии, Курляндии) в вопросе об освобождении крестьян стояло на
крайне реакционных позициях. Опасаясь, что освобождение крестьян с землей в русских губерниях вынудит их
дать землю прибалтийским крестьянам (освобожденным ранее без земли), остзейские (т. е. прибалтийские;
Остзее – немецкое название Балтийского моря) дворяне доказывали, что частная собственность на всю землю –
неотъемлемая привилегия дворянства. «Остзейский» способ освобождения, обрекавший крестьян на
батрачество, был осужден передовой русской общественностью.