Page 100 - Преступление и наказание

волосах, в щегольском жилете и в несколько потертом сюртуке и несвежем белье. Он был
весел, по крайней мере очень весело и добродушно улыбался. Смуглое лицо его немного
разгорелось от выпитого шампанского.
— Как! Вы здесь? — начал он с недоумением и таким тоном, как бы век был знаком, —
а мне вчера еще говорил Разумихин, что вы всё не в памяти. Вот странно! А ведь я был у
вас…
Раскольников знал, что он подойдет. Он отложил газеты и поворотился к Заметову. На
его губах была усмешка, и какое-то новое раздражительное нетерпение проглядывало в этой
усмешке.
— Это я знаю, что вы были, — отвечал он, — слышал-с. Носок отыскивали… А знаете,
Разумихин от вас без ума, говорит, что вы с ним к Лавизе Ивановне ходили, вот про которую
вы старались тогда, поручику-то Пороху мигали, а он всё не понимал, помните? Уж как бы,
кажется, не понять — дело ясное… а?
— А уж какой он буян!
— Порох-то?
— Нет, приятель ваш, Разумихин…
— А хорошо вам жить, господин Заметов; в приятнейшие места вход беспошлинный!
Кто это вас сейчас шампанским-то наливал?
— А это мы… выпили… Уж и наливал?!
— Гонорарий! Всем пользуетесь! — Раскольников засмеялся. — Ничего, добреющий
мальчик, ничего! — прибавил он, стукнув Заметова по плечу, — я ведь не назло, «а по всей
то есь любови, играючи» говорю, вот как работник-то ваш говорил, когда он Митьку тузил,
вот, по старухиному-то делу.
— А вы почем знаете?
— Да я, может, больше вашего знаю.
— Чтой-то какой вы странный… Верно, еще очень больны. Напрасно вышли…
— А я вам странным кажусь?
— Да. Что это вы газеты читаете?
— Газеты.
— Много про пожары пишут…
— Нет, я не про пожары. — Тут он загадочно посмотрел на Заметова; насмешливая
улыбка опять искривила его губы. — Нет, я не про пожары, — продолжал он, подмигивая
Заметову. — А сознайтесь, милый юноша, что вам ужасно хочется знать, про что я читал?
— Вовсе не хочется; я так спросил. Разве нельзя спросить? Что вы всё…
— Послушайте, вы человек образованный, литературный, а?
— Я из шестого класса гимназии, — отвечал Заметов с некоторым достоинством.
— Из шестого! Ах ты мой воробушек! С пробором, в перстнях — богатый человек! Фу,
какой миленький мальчик! — Тут Раскольников залился нервным смехом, прямо в лицо
Заметову. Тот отшатнулся, и не то чтоб обиделся, а уж очень удивился.
— Фу, какой странный! — повторил Заметов очень серьезно. — Мне сдается, что вы
всё еще бредите.
— Брежу? Врешь, воробушек!.. Так я странен? Ну, а любопытен я вам, а? Любопытен?
— Любопытен.
— Так сказать, про что я читал, что разыскивал? Ишь ведь сколько нумеров велел
натащить! Подозрительно, а?
— Ну, скажите.
— Ушки на макушке?
— Какая еще там макушка?
— После скажу, какая макушка, а теперь, мой милейший, объявляю вам… нет, лучше:
«сознаюсь»… Нет, и это не то: «показание даю, а вы снимаете» — вот как! Так даю
показание, что читал, интересовался… отыскивал… разыскивал… — Раскольников
прищурил глаза и выждал, — разыскивал — и для того и зашел сюда — об убийстве старухи