Page 120 - Преступление и наказание
P. 120

— Да и Авдотье Романовне невозможно в нумерах без вас одной! Подумайте, где вы
               стоите! Ведь этот подлец, Петр Петрович, не мог разве лучше вам квартиру… А впрочем,
               знаете, я немного пьян и потому… обругал; не обращайте…
                     — Но я пойду к здешней хозяйке, — настаивала Пульхерия Александровна, — я умолю
               ее, чтоб она дала мне и Дуне угол на эту ночь. Я не могу оставить его так, не могу!
                     Говоря  это, они  стояли  на  лестнице, на  площадке,  перед  самою  хозяйкиною  дверью.
               Настасья светила им с нижней ступеньки. Разумихин был в необыкновенном возбуждении.
               Еще полчаса тому, провожая домой Раскольникова, он был хоть и излишне болтлив, что и
               сознавал, но совершенно бодр и почти свеж, несмотря на ужасное количество выпитого в
               этот вечер вина. Теперь же состояние его походило на какой-то даже восторг, и в то же время
               как будто всё выпитое вино вновь, разом и с удвоенною силой, бросилось ему в голову. Он
               стоял с обеими дамами, схватив их обеих за руки, уговаривая их и представляя им резоны с
               изумительною  откровенностью,  и,  вероятно  для  большего  убеждения,  почти  при  каждом
               слове  своем,  крепко-накрепко,  как  в  тисках,  сжимал  им  обеим  руки  до  боли  и,  казалось,
               пожирал  глазами  Авдотью  Романовну,  нисколько  этим  не  стесняясь.  От  боли  они  иногда
               вырывали свои руки из его огромной и костлявой ручищи, но он не только не замечал, в чем
               дело, но еще крепче притягивал их к себе. Если б они велели ему сейчас, для своей услуги,
               броситься  с  лестницы  вниз головой,  то он  тотчас  же  бы  это  исполнил,  не  рассуждая  и не
               сомневаясь.  Пульхерия  Александровна,  вся  встревоженная  мыслию  о  своем  Роде,  хоть  и
               чувствовала,  что молодой  человек  очень  уж  эксцентричен  и  слишком  уж  больно жмет  ей
               руку, но так как в то же время он был для нее провидением, то и не хотела замечать всех этих
               эксцентрических подробностей. Но, несмотря на ту же тревогу, Авдотья Романовна хоть и не
               пугливого была характера, но с изумлением и почти даже с испугом встречала сверкающие
               диким огнем взгляды друга своего брата, и только беспредельная доверенность, внушенная
               рассказами Настасьи об этом странном человеке, удержала ее от покушения убежать от него
               и утащить за собою свою мать. Она понимала тоже, что, пожалуй, им и убежать-то от него
               теперь  уж  нельзя.  Впрочем,  минут  через  десять  она  значительно  успокоилась:  Разумихин
               имел  свойство мигом  весь высказываться,  в  каком  бы он ни  был  настроении,  так  что  все
               очень скоро узнавали, с кем имеют дело.
                     — Невозможно к хозяйке, и вздор ужаснейший! —  вскричал он, убеждая Пульхерию
               Александровну. — Хоть вы и мать, а если останетесь, то доведете его до бешенства, и тогда
               черт знает что будет! Слушайте, вот что я сделаю: теперь у него Настасья посидит, а я вас
               обеих отведу  к вам, потому что вам одним нельзя по улицам;  у нас в Петербурге на этот
               счет…  Ну,  наплевать!..  Потом  от  нас  тотчас  же  бегу  сюда  и  через  четверть  часа,  мое
               честнейшее  слово,  принесу  вам  донесение:  каков он?  спит  или  нет?  и  всё  прочее.  Потом,
               слушайте! Потом от вас мигом к себе, — там у меня гости, все пьяные, — беру Зосимова —
               это доктор, который его лечит, он теперь у меня сидит, не пьян; этот не пьян, этот никогда не
               пьян! Тащу его к Родьке и потом тотчас к вам, значит, в час вы получите о нем два известия
               — и от доктора, понимаете, от самого доктора; это уж не то что от меня! Коль худо, клянусь,
               я вас сам сюда приведу, а хорошо, так и ложитесь спать. А я всю ночь здесь ночую, в сенях,
               он и не услышит, а Зосимову велю ночевать у  хозяйки, чтобы был под рукой. Ну что для
               него теперь лучше, вы или доктор? Ведь доктор полезнее, полезнее. Ну, так и идите домой!
               А к хозяйке невозможно; мне возможно, а вам невозможно: не пустит, потому… потому что
               она дура. Она меня приревнует к Авдотье Романовне, хотите знать, да и к вам тоже… А уж к
               Авдотье  Романовне  непременно.  Это  совершенно,  совершенно  неожиданный  характер!
               Впрочем, я тоже дурак… Наплевать! Пойдемте! Верите вы мне? Ну, верите вы мне или нет?
                     — Пойдемте,  маменька, —  сказала  Авдотья  Романовна, —  он  верно  так  сделает,  как
               обещает. Он воскресил уже брата, а если правда, что доктор согласится здесь ночевать, так
               чего же лучше?
                     — Вот  вы…  вы…  меня  понимаете,  потому  что  вы  —  ангел! —  в  восторге  вскричал
               Разумихин. — Идем! Настасья! Мигом наверх и сиди там при нем, с огнем; я через четверть
               часа приду…
   115   116   117   118   119   120   121   122   123   124   125