Page 115 - Преступление и наказание

шаги за собою. Кто-то догонял его. Это была Поленька; она бежала за ним и звала его:
«Послушайте! Послушайте!»
Он обернулся к ней. Та сбежала последнюю лестницу и остановилась вплоть перед
ним, ступенькой выше его. Тусклый свет проходил со двора. Раскольников разглядел
худенькое, но милое личико девочки, улыбавшееся ему и весело, по-детски, на него
смотревшее. Она прибежала с поручением, которое, видимо, ей самой очень нравилось.
— Послушайте, как вас зовут?.. а еще: где вы живете? — спросила она торопясь,
задыхающимся голоском.
Он положил ей обе руки на плечи и с каким-то счастьем глядел на нее. Ему так приятно
было на нее смотреть, — он сам не знал почему.
— А кто вас прислал?
— А меня прислала сестрица Соня, — отвечала девочка, еще веселее улыбаясь.
— Я так и знал, что вас прислала сестрица Соня.
— Меня и мамаша тоже прислала. Когда сестрица Соня стала посылать, мамаша тоже
подошла и сказала: «Поскорей беги, Поленька!»
— Любите вы сестрицу Соню?
— Я ее больше всех люблю! — с какою-то особенною твердостию проговорила
Поленька, и улыбка ее стала вдруг серьезнее.
— А меня любить будете?
Вместо ответа он увидел приближающееся к нему личико девочки и пухленькие губки,
наивно протянувшиеся поцеловать его. Вдруг тоненькие, как спички, руки ее обхватили его
крепко-крепко, голова склонилась к его плечу, и девочка тихо заплакала, прижимаясь лицом
к нему всё крепче и крепче.
— Папочку жалко! — проговорила она через минуту, поднимая свое заплаканное
личико и вытирая руками слезы, — всё такие теперь несчастия пошли, — прибавила она
неожиданно, с тем особенно солидным видом, который усиленно принимают дети, когда
захотят вдруг говорить как «большие».
— А папаша вас любил?
— Он Лидочку больше всех нас любил, — продолжала она очень серьезно и не
улыбаясь, уже совершенно как говорят большие, — потому любил, что она маленькая, и
оттого еще, что больная, и ей всегда гостинцу носил, а нас он читать учил, а меня
грамматике и закону божию, — прибавила она с достоинством, — а мамочка ничего не
говорила, а только мы знали, что она это любит, и папочка знал, а мамочка меня хочет
по-французски учить, потому что мне уже пора получить образование.
— А молиться вы умеете?
— О, как же, умеем! Давно уже; я, как уж большая, то молюсь сама про себя, а Коля с
Лидочкой вместе с мамашей вслух; сперва «Богородицу» прочитают, а потом еще одну
молитву: «Боже, прости и благослови сестрицу Соню», а потом еще: «Боже, прости и
благослови нашего другого папашу», потому что наш старший папаша уже умер, а этот ведь
нам другой, а мы и об том тоже молимся.
— Полечка, меня зовут Родион; помолитесь когда-нибудь и обо мне: «и раба Родиона»
— больше ничего.
— Всю мою будущую жизнь буду об вас молиться, — горячо проговорила девочка и
вдруг опять засмеялась, бросилась к нему и крепко опять обняла его.
Раскольников сказал ей свое имя, дал адрес и обещался завтра же непременно зайти.
Девочка ушла в совершенном от него восторге. Был час одиннадцатый, когда он вышел на
улицу. Через пять минут он стоял на мосту, ровно на том самом месте, с которого давеча
бросилась женщина.
«Довольно! — произнес он решительно и торжественно, — прочь миражи, прочь
напускные страхи, прочь привидения!.. Есть жизнь! Разве я сейчас не жил? Не умерла еще
моя жизнь вместе с старою старухой! Царство ей небесное и — довольно, матушка, пора на
покой! Царство рассудка и света теперь и… и воли, и силы… и посмотрим теперь!