Page 118 - Преступление и наказание

Они стали взбираться на лестницу, и у Разумихина мелькнула мысль, что Зосимов-то,
может быть, прав. «Эх! Расстроил я его моей болтовней!» — пробормотал он про себя.
Вдруг, подходя к двери, они услышали в комнате голоса.
— Да что тут такое? — вскричал Разумихин.
Раскольников первый взялся за дверь и отворил ее настежь, отворил и стал на пороге
как вкопанный.
Мать и сестра его сидели у него на диване и ждали уже полтора часа. Почему же он
всего менее их ожидал и всего менее о них думал, несмотря на повторившееся даже сегодня
известие, что они выезжают, едут, сейчас прибудут? Все эти полтора часа они наперебив
расспрашивали Настасью, стоявшую и теперь перед ними и уже успевшую рассказать им
всю подноготную. Они себя не помнили от испуга, когда услышали, что он «сегодня
сбежал», больной и, как видно из рассказа, непременно в бреду! «Боже, что с ним!» Обе
плакали, обе вынесли крестную муку в эти полтора часа ожидания.
Радостный, восторженный крик встретил появление Раскольникова. Обе бросились к
нему. Но он стоял как мертвый; невыносимое внезапное сознание ударило в него как громом.
Да и руки его не поднимались обнять их: не могли. Мать и сестра сжимали его в объятиях,
целовали его, смеялись, плакали… Он ступил шаг, покачнулся и рухнулся на пол в обмороке.
Тревога, крики ужаса, стоны… Разумихин, стоявший на пороге, влетел в комнату,
схватил больного в свои мощные руки, и тот мигом очутился на диване.
— Ничего, ничего! — кричал он матери и сестре, — это обморок, это дрянь! Сейчас
только доктор сказал, что ему гораздо лучше, что он совершенно здоров! Воды! Ну, вот уж
он и приходит в себя, ну, вот и очнулся!..
И схватив за руку Дунечку так, что чуть не вывернул ей руки, он пригнул ее
посмотреть на то, что «вот уж он и очнулся». И мать и сестра смотрели на Разумихина как на
провидение, с умилением и благодарностью; они уже слышали от Настасьи, чем был для их
Роди, во всё время болезни, этот «расторопный молодой человек», как назвала его, в тот же
вечер, в интимном разговоре с Дуней, сама Пульхерия Александровна Раскольникова.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

I

Раскольников приподнялся и сел на диване.
Он слабо махнул Разумихину, чтобы прекратить целый поток его бессвязных и горячих
утешений, обращенных к матери и сестре, взял их обеих за руки и минуты две молча
всматривался то в ту, то в другую. Мать испугалась его взгляда. В этом взгляде
просвечивалось сильное до страдания чувство, но в то же время было что-то неподвижное,
даже как будто безумное. Пульхерия Александровна заплакала.
Авдотья Романовна была бледна; рука ее дрожала в руке брата.
— Ступайте домой… с ним, — проговорил он прерывистым голосом, указывая на
Разумихина, — до завтра; завтра всё… Давно вы приехали?
— Вечером, Родя, — отвечала Пульхерия Александровна, — поезд ужасно опоздал. Но,
Родя, я ни за что не уйду теперь от тебя! Я ночую здесь подле…
— Не мучьте меня! — проговорил он, раздражительно махнув рукой.
— Я останусь при нем! — вскричал Разумихин, — ни на минуту его не покину, и к
черту там всех моих, пусть на стены лезут! Там у меня дядя президентом.
— Чем, чем я возблагодарю вас! — начала было Пульхерия Александровна, снова
сжимая руки Разумихина, но Раскольников опять прервал ее: