Page 144 - Преступление и наказание

— Нет… помню…
— А я об вас еще от покойника тогда же слышала… Только не знала тогда еще вашей
фамилии, да и он сам не знал… А теперь пришла… и как узнала вчера вашу фамилию… то и
спросила сегодня: тут господин Раскольников где живет?.. И не знала, что вы тоже от
жильцов живете… Прощайте-с… Я Катерине Ивановне…
Она ужасно рада была, что наконец ушла; пошла потупясь, торопясь, чтобы поскорей
как-нибудь уйти у них из виду, чтобы пройти как-нибудь поскорей эти двадцать шагов до
поворота направо в улицу и остаться наконец одной, и там, идя, спеша, ни на кого не глядя,
ничего не замечая, думать, вспоминать, соображать каждое сказанное слово, каждое
обстоятельство. Никогда, никогда она не ощущала ничего подобного. Целый новый мир
неведомо и смутно сошел в ее душу. Она припомнила вдруг, что Раскольников сам хотел к
ней сегодня зайти, может, еще утром, может, сейчас!
— Только уж не сегодня, пожалуйста, не сегодня! — бормотала она с замиранием
сердца, точно кого-то упрашивая, как ребенок в испуге. — Господи! Ко мне… в эту
комнату… он увидит… о господи!
И, уж конечно, она не могла заметить в эту минуту одного незнакомого ей господина,
прилежно следившего за ней и провожавшего ее по пятам. Он провожал ее с самого выхода
из ворот. В ту минуту, когда все трое, Разумихин, Раскольников и она, остановились на два
слова на тротуаре, этот прохожий, обходя их, вдруг как бы вздрогнул, нечаянно на лету
поймав слова Сони: «и спросила: господин Раскольников где живет?» Он быстро, но
внимательно оглядел всех троих, в особенности же Раскольникова, к которому обращалась
Соня; потом посмотрел на дом и заметил его. Всё это сделано было в мгновение, на ходу, и
прохожий, стараясь не показать даже виду, пошел далее, убавив шагу и как бы в ожидании.
Он поджидал Соню; он видел, что они прощались и что Соня пойдет сейчас куда-то к себе.
«Так куда же к себе? Видел где-то это лицо, — думал он, припоминая лицо Сони… —
надо узнать».
Дойдя до поворота, он перешел на противоположную сторону улицы, обернулся и
увидел, что Соня уже идет вслед за ним, по той же дороге, и ничего не замечая. Дойдя до
поворота, как раз и она повернула в эту же улицу. Он пошел вслед, не спуская с нее глаз с
противоположного тротуара; пройдя шагов пятьдесят, перешел опять на ту сторону, по
которой шла Соня, догнал ее и пошел за ней, оставаясь в пяти шагах расстояния.
Это был человек лет пятидесяти, росту повыше среднего, дородный, с широкими и
крутыми плечами, что придавало ему несколько сутуловатый вид. Был он щегольски и
комфортно одет и смотрел осанистым барином. В руках его была красивая трость, которою
он постукивал, с каждым шагом, по тротуару, а руки были в свежих перчатках. Широкое,
скулистое лицо его было довольно приятно, и цвет лица был свежий, не петербургский.
Волосы его, очень еще густые, были совсем белокурые и чуть-чуть разве с проседью, а
широкая, густая борода, спускавшаяся лопатой, была еще светлее головных волос. Глаза его
были голубые и смотрели холодно, пристально и вдумчиво; губы алые. Вообще это был
отлично сохранившийся человек и казавшийся гораздо моложе своих лет.
Когда Соня вышла на канаву, они очутились вдвоем на тротуаре. Наблюдая ее, он
успел заметить ее задумчивость и рассеянность. Дойдя до своего дома, Соня повернула в
ворота, он за ней и как бы несколько удивившись. Войдя во двор, она взяла вправо, в угол,
где была лестница в ее квартиру. «Ба!» — пробормотал незнакомый барин и начал
взбираться вслед за ней по ступеням. Тут только Соня заметила его. Она прошла в третий
этаж, повернула в галерею и позвонила в девятый нумер, на дверях которого было написано
мелом: «Капернаумов портной». «Ба!» — повторил опять незнакомец, удивленный странным
совпадением, и позвонил рядом в восьмой нумер. Обе двери были шагах в шести одна от
другой.
— Вы у Капернаумова стоите! — сказал он, смотря на Соню и смеясь. — Он мне жилет
вчера перешивал. А я здесь, рядом с вами, у мадам Ресслих, Гертруды Карловны. Как
пришлось-то!