Page 15 - Преступление и наказание

в черновых материалах к роману. 5 Провозглашаемое Раскольниковым отрицание
нравственных норм, утверждение им идеи «сильной» личности приводят, если довести их до
логического конца, не только к оправданию «идейного» преступления Раскольникова, но и к
оправданию разврата и нравственной опустошенности Свидригайлова, вызывающих у него
самого тоску и внутреннее омерзение. Если «экономическая» мораль Лужина способна
привести к теории Раскольникова о «праве» на преступление, то та же теория в другом
видоизменении может вести к «свидригайловщине», к потере различия между добром и
злом, к полнейшему нравственному разложению личности, — такова реальная логика вещей,
которую раскрывает художественная параллель между Раскольниковым и Свидригайловым.
В отличие от Лужина и Свидригайлова Соня Мармеладова выступает в романе как
носительница тех нравственных идеалов, которые являются идеалами миллионов
«униженных и оскорбленных». Как и Раскольников, Соня — «пария общества», жертва
существующего несправедливого порядка вещей. Пьянство отца, страдания мачехи, брата и
сестер, обреченных на голод и нищету, заставили ее, как и героя, «преступить» веления
своего нравственного «я» — отдать свою душу и тело на поругание окружающему ее
гнусному и развратному миру. Но в отличие от Раскольникова Соня, несмотря на то что
жизнь ее искалечена окружающим общественным порядком, полна нерушимого сознания
того, что никакие — самые утонченные софизмы — не могут оправдать насилия и
преступления. Она с ужасом слушает рассуждения Раскольникова, который пытается
оправдать убийство старухи тем, что он не сделал ничего худшего, чем Лужин,
Свидригайлов, убитая им ростовщица и тысячи представителей господствующих классов,
безнаказанно строящих свое счастье на крови и унижении человеческой массы. Осуждая
индивидуализм и своеволие Раскольникова, Соня призывает его отказаться от морали
«сверхчеловека», чтобы в стойкости и страдании соединить свою судьбу со страдающим и
угнетенным человечеством и этим искупить свою нравственную вину перед ним.
В своеобразном художественном аспекте Достоевский на примере своего главного
героя решает в «Преступлении и наказании» вопрос об отношении личности к народу.
Индивидуалистическая «идея» Раскольникова и его преступление ведут его к
«разомкнутости и разъединенности с человечеством», отрывают
преступника-индивидуалиста от народа, делают Раскольникова, несмотря на все его
возмущение миром угнетения и эксплуатации, теоретическим единомышленником Лужина,
Свидригайлова, ростовщицы Алены Ивановны и всех тех «подлецов», которые обрекают
народ на бесправие и нищету. И, наоборот, совесть, мучающую Раскольникова после
преступления, Достоевский изображает как то народное начало, живое в душе героя, которое
не дает Раскольникову спокойно пожать плоды преступления, так как она напоминает ему о
единстве с другими страдающими и угнетенными, делает его восприимчивым к разуму
людей из народа и к их нравственным требованиям. Мучительный для самого Раскольникова
«крах» его идеи, та нравственная пытка, которую он переживает после убийства, выражают,
по мысли автора «Преступления и наказания», торжество общественного, народного начала,
присущего натуре Раскольникова, над теми эгоистическими мечтами и духовными
заблуждениями, которые разъединяют человека с народом, ведут его к нравственному
падению и гибели. Таков глубокий философский смысл «Преступления и наказания»,
делающий этот роман столь значительным для современного читателя — участника сложной
и напряженной борьбы за великие социальные и нравственные идеалы нашего времени.
В эпилоге «Преступления и наказания» автор описывает одинокие размышления
Раскольникова ранним утром в Сибири, на берегу реки: «Раскольников вышел из сарая на
самый берег, сел на складенные у сарая бревна и стал глядеть на широкую и пустынную
реку. С высокого берега открывалась широкая окрестность. С дальнего другого берега чуть
слышно доносилась песня. Там, в облитой солнцем необозримой степи, чуть приметными

5 «Из архива Ф. М. Достоевского. «Преступление и наказание», ГИХЛ, М.—Л. 1931, стр. 217.