Page 25 - Преступление и наказание

оскорбления, чем в точном смысле… Ибо Катерина Ивановна такого уж характера, и как
расплачутся дети, хоть бы и с голоду, тотчас же их бить начинает. И вижу я, эдак часу в
шестом, Сонечка встала, надела платочек, надела бурнусик и с квартиры отправилась, а в
девятом часу и назад обратно пришла. Пришла, и прямо к Катерине Ивановне, и на стол
перед ней тридцать целковых молча выложила. Ни словечка при этом не вымолвила, хоть бы
взглянула, а взяла только наш большой драдедамовый зеленый платок (общий такой у нас
платок есть, драдедамовый), накрыла им совсем голову и лицо и легла на кровать, лицом к
стенке, только плечики да тело всё вздрагивают… А я, как и давеча, в том же виде лежал-с…
И видел я тогда, молодой человек, видел я, как затем Катерина Ивановна, также ни слова не
говоря, подошла к Сонечкиной постельке и весь вечер в ногах у ней на коленках простояла,
ноги ей целовала, встать не хотела, а потом так обе и заснули вместе, обнявшись… обе…
обе… да-с… а я… лежал пьяненькой-с.
Мармеладов замолчал, как будто голос у него пресекся. Потом вдруг поспешно налил,
выпил и крякнул.
— С тех пор, государь мой, — продолжал он после некоторого молчания, — с тех пор,
по одному неблагоприятному случаю и по донесению неблагонамеренных лиц, — чему
особенно способствовала Дарья Францевна, за то будто бы, что ей в надлежащем почтении
манкировали, — с тех пор дочь моя, Софья Семеновна, желтый билет принуждена была
получить, и уже вместе с нами по случаю сему не могла оставаться. Ибо и хозяйка, Амалия
Федоровна, того допустить не хотела (а сама же прежде Дарье Францевне способствовала),
да и господин Лебезятников… гм… Вот за Соню-то и вышла у него эта история с Катериною
Ивановной. Сначала сам добивался от Сонечки, а тут и в амбицию вдруг вошли: «Как,
дескать, я, такой просвещенный человек, в одной квартире с таковскою буду жить?» А
Катерина Ивановна не спустила, вступилась… ну и произошло… И заходит к нам Сонечка
теперь более в сумерки, и Катерину Ивановну облегчает, и средства посильные доставляет…
Живет же на квартире у портного Капернаумова, квартиру у них снимает, а Капернаумов
хром и косноязычен, и всё многочисленнейшее семейство его тоже косноязычное. И жена
его тоже косноязычная… В одной комнате помещаются, а Соня свою имеет особую, с
перегородкой… Гм, да… Люди беднейшие и косноязычные… да… Только встал я тогда
поутру-с, одел лохмотья мои, воздел руки к небу и отправился к его превосходительству
Ивану Афанасьевичу. Его превосходительство Ивана Афанасьевича изволите знать?.. Нет?
Ну так божия человека не знаете! Это — воск… воск перед лицом господним; яко тает
воск!.. Даже прослезились, изволив всё выслушать. «Ну, говорит, Мармеладов, раз уже ты
обманул мои ожидания… Беру тебя еще раз на личную свою ответственность, — так и
сказали, — помни, дескать, ступай!» Облобызал я прах ног его, мысленно, ибо взаправду не
дозволили бы, бывши сановником и человеком новых государственных и образованных
мыслей; воротился домой, и как объявил, что на службу опять зачислен и жалование
получаю, господи, что тогда было!..
Мармеладов опять остановился в сильном волнении. В это время вошла с улицы целая
партия пьяниц, уже и без того пьяных, и раздались у входа звуки нанятой шарманки и
детский, надтреснутый семилетний голосок, певший «Хуторок». 10 Стало шумно. Хозяин и
прислуга занялись вошедшими. Мармеладов, не обращая внимания на вошедших, стал
продолжать рассказ. Он, казалось, уже сильно ослаб, но чем более хмелел, тем становился
словоохотнее. Воспоминания о недавнем успехе по службе как бы оживили его и даже
отразились на лице его каким-то сиянием. Раскольников слушал внимательно.
— Было же это, государь мой, назад пять недель. Да… Только что узнали они обе,
Катерина Ивановна и Сонечка, господи, точно я в царствие божие переселился. Бывало,
лежи, как скот, только брань! А ныне: на цыпочках ходят, детей унимают: «Семен Захарыч
на службе устал, отдыхает, тш!» Кофеем меня перед службой поят, сливки кипятят! Сливок

10 «Хуторок» — популярная в середине XIX века песня на слова А. В. Кольцова (музыка Е. Климовского).