Page 26 - Преступление и наказание

настоящих доставать начали, слышите! И откуда они сколотились мне на обмундировку
приличную, одиннадцать рублей пятьдесят копеек, не понимаю? Сапоги, манишки
коленкоровые — великолепнейшие, вицмундир, всё за одиннадцать с полтиной состряпали в
превосходнейшем виде-с. Пришел я в первый день поутру со службы, смотрю: Катерина
Ивановна два блюда сготовила, суп и солонину под хреном, о чем и понятия до сих пор не
имелось. Платьев-то нет у ней никаких… то есть никаких-с, а тут точно в гости собралась,
приоделась, и не то чтобы что-нибудь, а так, из ничего всё сделать сумеют: причешутся,
воротничок там какой-нибудь чистенький, нарукавнички, ан совсем другая особа выходит, и
помолодела, и похорошела. Сонечка, голубка моя, только деньгами способствовала, а самой,
говорит, мне теперь, до времени, у вас часто бывать неприлично, так разве, в сумерки, чтобы
никто не видал. Слышите, слышите? Пришел я после обеда заснуть, так что ж бы вы думали,
ведь не вытерпела Катерина Ивановна: за неделю еще с хозяйкой, с Амалией Федоровной,
последним образом перессорились, а тут на чашку кофею позвала. Два часа просидели и всё
шептались: «Дескать, как теперь Семен Захарыч на службе и жалование получает, и к его
превосходительству сам являлся, и его превосходительство сам вышел, всем ждать велел, а
Семена Захарыча мимо всех за руку в кабинет провел». Слышите, слышите? «Я, конечно,
говорит, Семен Захарыч, помня ваши заслуги, и хотя вы и придерживались этой
легкомысленной слабости, но как уж вы теперь обещаетесь, и что сверх того без вас у нас
худо пошло (слышите, слышите!), то и надеюсь, говорит, теперь на ваше благородное
слово», то есть всё это, я вам скажу, взяла да и выдумала, и не то чтоб из легкомыслия, для
одной похвальбы-с! Нет-с, сама всему верит, собственными воображениями сама себя тешит,
ей-богу-с! И я не осуждаю; нет, этого я не осуждаю!.. Когда же, шесть дней назад, я первое
жалованье мое — двадцать три рубля сорок копеек — сполна принес, малявочкой меня
назвала: «Малявочка, говорит, ты эдакая!» И наедине-с, понимаете ли? Ну уж что, кажется,
во мне за краса, и какой я супруг? Нет, ущипнула за щеку: «Малявочка ты эдакая!» —
говорит.
Мармеладов остановился, хотел было улыбнуться, но вдруг подбородок его запрыгал.
Он, впрочем, удержался. Этот кабак, развращенный вид, пять ночей на сенных барках и
штоф, а вместе с тем эта болезненная любовь к жене и семье сбивали его слушателя с толку.
Раскольников слушал напряженно, но с ощущением болезненным. Он досадовал, что зашел
сюда.
— Милостивый государь, милостивый государь! — воскликнул Мармеладов,
оправившись, — о государь мой, вам, может быть, всё это в смех, как и прочим, и только
беспокою я вас глупостию всех этих мизерных подробностей домашней жизни моей, ну а
мне не в смех! Ибо я всё это могу чувствовать… И в продолжение всего того райского дня
моей жизни и всего того вечера я и сам в мечтаниях летучих препровождал: и то есть как я
это всё устрою, и ребятишек одену, и ей спокой дам, и дочь мою единородную от бесчестья в
лоно семьи возвращу… И многое, многое… Позволительно, сударь. Ну-с, государь ты мой
(Мармеладов вдруг как будто вздрогнул, поднял голову и в упор посмотрел на своего
слушателя), ну-с, а на другой же день, после всех сих мечтаний (то есть это будет ровно пять
суток назад тому), к вечеру, я хитрым обманом, как тать в нощи, похитил у Катерины
Ивановны от сундука ее ключ, вынул что осталось из принесенного жалованья, сколько всего
уж не помню, и вот-с, глядите на меня, все! Пятый день из дома, и там меня ищут, и службе
конец, и вицмундир в распивочной у Египетского моста лежит, взамен чего и получил сие
одеяние… и всему конец!
Мармеладов стукнул себя кулаком по лбу, стиснул зубы, закрыл глаза и крепко оперся
локтем на стол. Но через минуту лицо его вдруг изменилось, и с каким-то напускным
лукавством и выделанным нахальством взглянул на Раскольникова, засмеялся и проговорил:
— А сегодня у Сони был, на похмелье ходил просить! Хе-хе-хе!
— Неужели дала? — крикнул кто-то со стороны из вошедших, крикнул и захохотал во
всю глотку.
— Вот этот самый полуштоф-с на ее деньги и куплен, — произнес Мармеладов,