Page 22 - Преступление и наказание
P. 22

милостивый государь, нищета — порок-с. В бедности вы еще сохраняете свое благородство
               врожденных чувств, в нищете же никогда и никто. За нищету даже и не палкой выгоняют, а
               метлой  выметают  из  компании  человеческой,  чтобы  тем  оскорбительнее  было;  и
               справедливо,  ибо  в  нищете  я  первый  сам  готов  оскорблять  себя.  И  отсюда  питейное!
               Милостивый  государь,  месяц  назад  тому  супругу  мою  избил  господин  Лебезятников,  а
               супруга  моя  не  то  что  я!  Понимаете-с?  Позвольте  еще  вас  спросить,  так,  хотя  бы  в  виде
               простого любопытства: изволили вы ночевать на Неве, на сенных барках?
                     — Нет, не случалось, — отвечал Раскольников. — Это что такое?
                     — Ну-с, а я оттуда, и уже пятую ночь-с…
                     Он налил стаканчик, выпил и задумался. Действительно, на его платье и даже в волосах
               кое-где  виднелись  прилипшие  былинки  сена.  Очень  вероятно  было,  что  он  пять  дней  не
               раздевался  и  не  умывался.  Особенно  руки  были  грязны,  жирные,  красные,  с  черными
               ногтями.
                     Его  разговор,  казалось,  возбудил  общее,  хотя  и  ленивое  внимание.  Мальчишки  за
               стойкой  стали  хихикать.  Хозяин,  кажется,  нарочно  сошел  из  верхней  комнаты,  чтобы
               послушать «забавника», и сел поодаль, лениво, но важно позевывая. Очевидно, Мармеладов
               был  здесь  давно  известен.  Да  и  наклонность  к  витиеватой  речи  приобрел,  вероятно,
               вследствие  привычки  к  частым  кабачным  разговорам  с  различными  незнакомцами.  Эта
               привычка обращается  у  иных  пьющих  в  потребность, и  преимущественно  у  тех  из  них,  с
               которыми дома обходятся строго и которыми помыкают. Оттого-то в пьющей компании они
               и  стараются  всегда  как  будто  выхлопотать  себе  оправдание,  а  если  можно,  то  даже  и
               уважение.
                     — Забавник! —  громко  проговорил  хозяин. —  А  для  ча  не  работаешь,  для  ча  не
               служите, коли чиновник?
                     — Для  чего  я  не  служу,  милостивый  государь, —  подхватил  Мармеладов,
               исключительно обращаясь к Раскольникову, как будто это он ему задал вопрос, — для чего
               не служу? А разве сердце у меня не болит о том, что я пресмыкаюсь втуне? Когда господин
               Лебезятников, тому месяц назад, супругу мою собственноручно избил, а я лежал пьяненькой,
               разве я не страдал? Позвольте, молодой человек, случалось вам… гм… ну хоть испрашивать
               денег взаймы безнадежно?
                     — Случалось… то есть как безнадежно?
                     — То  есть  безнадежно  вполне-с,  заранее  зная,  что  из  сего ничего  не выйдет.  Вот  вы
               знаете,  например,  заранее  и  досконально,  что  сей  человек,  сей  благонамереннейший  и
               наиполезнейший гражданин, ни за что вам денег не даст, ибо зачем, спрошу я, он даст? Ведь
               он  знает  же,  что  я  не  отдам.  Из  сострадания?  Но  господин  Лебезятников,  следящий  за
               новыми мыслями, объяснял намедни, что сострадание в наше время даже наукой воспрещено
               и что так уже делается в Англии, где политическая экономия. Зачем же, спрошу я, он даст? И
               вот, зная вперед, что не даст, вы все-таки отправляетесь в путь и…
                     — Для чего же ходить? — прибавил Раскольников.
                     — А  коли  не  к  кому,  коли  идти  больше  некуда!  Ведь  надобно  же,  чтобы  всякому
               человеку хоть куда-нибудь можно было пойти. Ибо бывает такое время, когда непременно
               надо  хоть  куда-нибудь  да  пойти!  Когда  единородная  дочь  моя  в  первый  раз  по  желтому
               билету  пошла,  и  я  тоже  тогда  пошел…  (ибо  дочь  моя  по  желтому  билету  живет-с…) —
               прибавил он в скобках, с некоторым беспокойством смотря на молодого человека. — Ничего,
               милостивый государь, ничего! — поспешил он тотчас же, и по-видимому спокойно, заявить,
               когда  фыркнули  оба  мальчишки  за  стойкой  и  улыбнулся  сам  хозяин. —  Ничего-с!  Сим
               покиванием глав не смущаюсь, ибо уже всем всё известно и всё тайное становится явным; и
                                                                                                  7
               не с презрением, а со смирением к сему отношусь. Пусть! пусть! «Се человек!»   Позвольте,


                 7   «Се человек!»  — слова Понтия Пилата о Христе, выражающие восхищение его твердостью и терпением
               (Евангелие от Иоанна, XIX, 5).
   17   18   19   20   21   22   23   24   25   26   27