Page 84 - Преступление и наказание

пять рубликов, а о Пашеньке и об уплате за квартиру не беспокойся; я говорил: кредит
безграничнейший. А теперь, брат, позволь тебе белье переменить, а то, пожалуй, болезнь в
рубашке-то только теперь и сидит…
— Оставь! Не хочу! — отмахивался Раскольников, с отвращением слушавший
напряженно-игривую реляцию Разумихина о покупке платья…
— Это, брат, невозможно; из чего ж я сапоги топтал! — настаивал Разумихин. —
Настасьюшка, не стыдитесь, а помогите, вот так! — и, несмотря на сопротивление
Раскольникова, он все-таки переменил ему белье. Тот повалился на изголовье и минуты две
не говорил ни слова.
«Долго же не отвяжутся!» — думал он. — Из каких денег это всё куплено? — спросил
он наконец, глядя в стену.
— Денег? Вот тебе на! Да из твоих же собственных. Давеча артельщик был, от
Вахрушина, мамаша прислала; аль и это забыл?
— Теперь помню… — проговорил Раскольников, после долгой и угрюмой
задумчивости. Разумихин, нахмурясь, с беспокойством на него посматривал.
Дверь отворилась, и вошел высокий и плотный человек, как будто тоже уже несколько
знакомый с виду Раскольникову.
— Зосимов! Наконец-то! — крикнул Разумихин, обрадовавшись.

IV

Зосимов был высокий и жирный человек, с одутловатым и бесцветно-бледным,
гладковыбритым лицом, с белобрысыми прямыми волосами, в очках и с большим золотым
перстнем на припухшем от жиру пальце. Было ему лет двадцать семь. Одет он был в
широком щегольском легком пальто, в светлых летних брюках, и вообще всё было на нем
широко, щегольское и с иголочки; белье безукоризненное, цепь к часам массивная. Манера
его была медленная, как будто вялая и в то же время изученно-развязная; претензия, впрочем
усиленно скрываемая, проглядывала поминутно. Все, его знавшие, находили его человеком
тяжелым, но говорили, что свое дело знает.
— Я, брат, два раза к тебе заходил… Видишь, очнулся! — крикнул Разумихин.
— Вижу, вижу; ну так как же мы теперь себя чувствуем, а? — обратился Зосимов к
Раскольникову, пристально в него вглядываясь и усаживаясь к нему на диван, в ногах, где
тотчас же и развалился по возможности.
— Да всё хандрит, — продолжал Разумихин, — белье мы ему сейчас переменили, так
чуть не заплакал.
— Понятное дело; белье можно бы и после, коль сам не желает… Пульс славный.
Голова-то всё еще немного болит, а?
— Я здоров, я совершенно здоров! — настойчиво и раздражительно проговорил
Раскольников, приподнявшись вдруг на диване и сверкнув глазами, но тотчас же повалился
опять на подушку и оборотился к стене. Зосимов пристально наблюдал его.
— Очень хорошо… всё как следует, — вяло произнес он. — Ел что-нибудь?
Ему рассказали и спросили, что можно давать.
— Да всё можно давать… Супу, чаю… Грибов да огурцов, разумеется, не давать, ну и
говядины тоже не надо, и… ну, да чего тут болтать-то!.. — Он переглянулся с
Разумихиным. — Микстуру прочь, и всё прочь; а завтра я посмотрю… Оно бы и сегодня…
ну, да…
— Завтра вечером я его гулять веду! — решил Разумихин, — в Юсупов сад, а потом в
«Пале де Кристаль» зайдем.
— Завтра-то я бы его и шевелить не стал, а впрочем… немножко… ну, да там увидим.
— Эх досада, сегодня я как раз новоселье справляю, два шага; вот бы и он. Хоть бы на
диване полежал между нами! Ты-то будешь? — обратился вдруг Разумихин к Зосимову, —