Page 107 - СКАЗКИ
P. 107
Такова была семья, в которую вознамерился вступить чижик. Все соседи знали, что
старый кенарь дотла прогорел, что старую канарейку на днях еще видели, как она в кустах с
дроздом-ростовщиком шушукалась, что сама Прозерпиночка, под предлогом уроков пения, к
соловью летала, а потом будто бы жировое яичко снесла… Но чижик словно ослеп и оглох.
Заручившись родительским согласием, он восторженно перелетал с дерева на дерево,
подстерегая, как его красотка-невеста в корытце купается, и когда успевал подстеречь, то
пел. Пел фальшиво и неистово, но – увы! – это был единственно доступный для него способ
возблагодарить творца за оказанные ему в сей жизни благодеяния.
– Чувствую и знаю,– пел он,– что не по чину мне милость сия, но потщусь заслужить
оную в будущем!
Впрочем, к чести Прозерпиночки надо сказать, что она, будучи невестой, нимало не
скрывала от чижика своего равнодушия. Когда родители объявили ей, что майор сделал ей
честь и что они уже заранее изъявили согласие, она тут же залилась звонким смехом и
сказала:
– Ах, maman note_145, посмотрите, какой он уморительный!
И затем, когда родители с намерением оставили их вдвоем, чтобы они поближе друг
друга узнали, у них, вместо комплиментов, завязался довольно-таки откровенный разговор.
– Вы скупой? – спросила его Прозерпиночка.
– Я не скуп, а бережлив-с, – ответил чижик. – Я так полагаю: зачем деньги зря бросать,
коли можно своими средствами обойтись? Но для вас, чтобы вам удовольствие сделать, я и
бережливость свою готов оставить-с.
Высказавши это, майор любезно шаркнул ножкой, но – увы! – поступок этот не только
не тронул Прозерпиночку, но, напротив, пробудил в ней новый взрыв веселости.
– Ах, как вы уморительно ножкой шаркаете! Шаркните еще, еще… вот так! Ха-ха! Что
же вы дома едите? гадость какую-нибудь?
– Сам я ем пищу, богом предназначенную. Простую, но здоровую. А для вас я
канареечное семя предоставлю-с.
– Ах, нет, я салат больше люблю!
– И салатцу достать не диковинка-с. Слетаю утречком в огород и нащиплю по
секрету-с. Другому бы это больших денег стоило, а я для вас и задаром спроворю!
– Ну, а какой же вы мне подарок сделаете? Недавно вот из Парижа новые фасоны
манжеток прислали… подарите-ка! а?
– С превеликим моим удовольствием-с. Сегодня же пауку закажу, чтобы завтра чуть
свет были готовы.
– Да, но ведь такие манжетки дороги…
– Не извольте беспокоиться-с! Придет ко мне ужо паук за деньгами, а я его съем-с. Вот
мы и будем квиты.
– Ха-ха! какой вы уморительный!
Так и пошло у них: нет, чтобы сказать жениху «миленький» или «душечка»,–
«уморительный», и больше ничего. И чем дальше, тем невеста делалась развязнее и
развязнее. С женихом почти вовсе не занималась, а окружала себя юнкерами и гимназистами
и самым бессовестным манером шушукалась с ними.
– Знаете ли, майор, что мне про вас рассказывали? – говорила она ему в упор,– что вы в
последнюю войну армию и флот гнилыми сухарями кормили?
Он конфузился, но не опровергал; потому что хоть и не заведывал он сухарями, но
все-таки был за ним грех: для лошадей сено со всячинкой заготовлял. А это, пожалуй,
похуже гнилых сухарей будет, потому что солдат – он пожаловаться может, а у лошади и
слов-то для жалобы нет…
Ах, нехорошо он тогда поступал!
note_145
maman - маменька