Page 108 - СКАЗКИ

Иногда Прозерпиночка даже прямо всей компанией над ним насмехалась. Задумают,
например, молодые люди в горелки играть, а он, постылый, тут же торчит. Вот и заставят его
гореть да глаза вдобавок завяжут: «Лови!» Бросится он стремглав вперед, крылья распустит,
летит,– а она с подружками да с юнкерами – в кусты. Выглядывают оттуда и кричат: «Лови,
майор, лови!» – покуда он с размаху о сосну грудью не треснется.
На первых порах старая канарейка побаивалась, как бы майор не обиделся, и от
времени до времени даже покрикивала на дочь: «Финиссё!» note_146. Но когда убедилась,
что с майора как с гуся вода, то махнула рукой и только каждый вечер аккуратно обращалась
к жениху: «Нет ли у вас, майор, целкового? мы вам завтра с удовольствием отдадим».
Одна только Галочка жалела бедного чижика, и кто знает, не участвовало ли в этом
жалении более сладкое чувство… По крайней мере, однажды, поздно вечером, когда майор,
лениво шевеля крыльями, возвращался восвояси, Галочка обогнала его.
– Ну, к лицу ли вам такую красотку любить? – сказала она ему.– Женитесь-ка лучше на
мне. Я вас вот как покоить буду!
Но он словно одеревенел. Даже не выслушал порядком Галочкиных слов и грубо
ответил:
– Кабы я на галке жениться хотел, то галку бы и сватал за себя. А так как я к сестрице
вашей присватался, то, стало быть, с ней и круг действия совершить желаю-с.
Впрочем, нельзя сказать, чтоб он уж совсем ничего не понимал. Напротив, он очень
многое и очень тонко понимал. Но в то же время он ясно видел, что попался и что судьба его
решена бесповоротно и навсегда. Почему навсегда? – он не мог себе дать в этом отчета, а
только одно твердил: «Бесповоротно! навсегда!»
И вот он женился. После свадьбы целый вечер бражничали, так что и вечерняя заря уже
с час назад потухла, когда чижик собрался на гнездышко с молодой женой. Хорошо ему
было! дивно! Теплая ночь благоухала; звезды в темной синеве неба, как алмазы, играли; а он,
чижик, весь горел! Восторг катился по жилам его, дивный, опьяняющий восторг! Не то петь
ему хотелось, не то рыдать, но в то же время какая-то чуткая деликатность заставляла его
сдерживать свои порывы. Сама Прозерпиночка, казалось, подчинилась обаянию этой
страсти. Она томно закрыла глазки и, сладко вздрагивая, клюнула его носиком в темечко…
Но в эту самую минуту вдруг мимо чижикова дупла пронеслась пьяная процессия. Это были
братцы в сопровождении целой оравы товарищей; они с гиканьем и свистом гремели песню:
«Мальбруг в поход поехал…» Заслышав эти звуки, молодая мгновенно переродилась. В
ночном дезабилье выбежала она на край дупла и вплоть до поздних петухов прохохотала с
юнкерами. Чижик, одевшись в мундир, стоял позади молодой жены и тоже старался
веселиться. Но – увы! – он скоро убедился, что в майорском чине веселость уж не к лицу.
Как он ни нудил себя, но чин, в соединении с преклонным возрастом, взяли-таки свое. Глаза
его сомкнулись сами собой, а через минуту громкое сопение наполнило всю внутренность
дупла. Даже последовавший затем взрыв смеха не разбудил его. Так, в мундире, застегнутом
на все пуговицы, он и проспал свою медовую ночь.
С этой минуты он окончательно погиб в глазах молодой жены.
Когда он проснулся, – хотя это было еще очень рано, – Прозерпиночки уже и след
простыл. Чечеточка-девушка, которую он для прислуг нанял, доложила, что барышня к
мамаше улетела, и будут ли дома кушать или нет – неизвестно. «Барышня»! – это слово
точно кипятком его ошпарило!
Он выглянул из дупла и прыгнул на ближайший сучок. Кругом царствовала мертвая
тишина, которая предшествует пробуждению и во время которой вся природа
представляется как бы неживущею. Птицы еще не проснулись; даже листья на деревьях не
трепетали. Но восток уже алел, и майору показалось, что розоперстая Аврора, иронически
приветствуя его, делает ему нос. Очевидно, что в эту ночь в его существовании совершилось

note_146
«Финиссе!» –перестаньте (от фр. finissez).