Page 12 - СКАЗКИ

Пропала совесть. По-старому толпились люди на улицах и в театрах; по-старому они то
догоняли, то перегоняли друг друга; по-старому суетились и ловили на лету куски, и никто
не догадывался, что чего-то вдруг стало недоставать и что в общем жизненном оркестре
перестала играть какая-то дудка. Многие начали даже чувствовать себя бодрее и свободнее.
Легче сделался ход человека: ловчее стало подставлять ближнему ногу, удобнее льстить,
пресмыкаться, обманывать, наушничать и клеветать. Всякую болесть вдруг как рукой сняло
note_17, люди не шли, а как будто неслись; ничто не огорчало их, ничто не заставляло
задуматься; и настоящее, и будущее – все, казалось, так и отдавалось им в руки – им,
счастливцам, не заметившим о пропаже совести.
Совесть пропала вдруг… почти мгновенно! Еще вчера эта надоедливая приживалка так
и мелькала перед глазами, так и чудилась возбужденному воображению, и вдруг… ничего!
Исчезли досадные призраки, а вместе с ними улеглась и та нравственная смута, которую
приводила за собой обличительница-совесть. Оставалось только смотреть на божий мир и
радоваться: мудрые мира поняли, что они, наконец, освободились от последнего ига, которое
затрудняло их движения, и, разумеется, поспешили воспользоваться плодами этой свободы.
Люди остервенились; пошли грабежи и разбои, началось вообще разорение.
А бедная совесть лежала между тем на дороге, истерзанная, оплеванная, затоптанная
ногами пешеходов. Всякий швырял ее, как негодную ветошь, подальше от себя; всякий
удивлялся, каким образом в благоустроенном городе, и на самом бойком месте, может
валяться такое вопиющее безобразие. И бог знает, долго ли бы пролежала таким образом
бедная изгнанница, если бы не поднял ее какой-то несчастный пропоец, позарившийся с
пьяных глаз даже на негодную тряпицу, в надежде получить за нее шкалик.
И вдруг он почувствовал, что его пронизала словно электрическая струя какая-то.
Мутными глазами начал он озираться кругом и совершенно явственно ощутил, что голова
его освобождается от винных паров и что к нему постепенно возвращается то горькое
сознание действительности, на избавление от которого были потрачены лучшие силы его
существа. Сначала он почувствовал только страх, тот тупой страх, который повергает
человека в беспокойство от одного предчувствия какой-то грозящей опасности; потом
всполошилась память, заговорило воображение. Память без пощады извлекала из тьмы
постыдного прошлого все подробности насилий, измен, сердечной вялости и неправд;
воображение облекало эти подробности в живые формы. Затем, сам собой, проснулся суд…
Жалкому пропойцу все его прошлое кажется сплошным безобразным преступлением.
Он не анализирует, не спрашивает, не соображает: он до того подавлен вставшею перед ним
картиною его нравственного падения, что тот процесс самоосуждения, которому он
добровольно подвергает себя, бьет его несравненно больнее и строже, нежели самый строгий
людской суд. Он не хочет даже принять в расчет, что большая часть того прошлого, за
которое он себя так клянет, принадлежит совсем не ему, бедному и жалкому пропойцу, а
какой-то тайной, чудовищной силе, которая крутила и вертела им, как крутит и вертит в

note_28

Плясаше – играше…– реминисценция из Библии (Вторая книга Царств, VI, 21).
note_29

…отчего бы вам, например?., а?..– т. е. не согласен ли Самуил Давыдыч перейти в
православие.

note_17
Всякую болесть вдруг как рукой сняло…– Имеется в виду, что с пропажей совести исчезло и сознание
требований общественной морали. «Болесть» – по Далю – не только болезнь, но и всякое нарушение
равновесия.