Page 183 - СКАЗКИ
P. 183
Так оно и посейчас идет: вороньё разоряется, а казна не наполняется. Что и добудет
ворона на стороне, и то копчик на пути отнимет. Словом сказать, хуже нельзя. Надумало
было воронье новых местов искать и летунов вперед для разведок отправило, но они улететь
– улетели, а назад не воротились. Может быть, заблудились, может быть, по пути копчики
задавили, а может быть, и сами собой с голоду погибли. Да и шутка сказать – с насиженных
мест неведомо куда лететь! Нет нынче вольных мест! всюду проник человек! И ему тесно
стало. Идет вперед с топором; стонут леса, бегут звери, а он с утра до вечера корчует пни,
расчищает пашню, рубит избу, а ночью дрожит в землянке от холода и голода в ожиданье,
когда-то вся эта сутолока в порядок придет.
Думал-думал старый ворон и наконец надумал: «Надо лететь всю правду объявить».
Только стар он и слаб – долетит ли? Ведь лететь – дорога не близкая. Сначала надо ястребу
челом бить, потом кречету, а наконец и к коршуну, который в ту пору вороньим племенем,
вроде как начальник края, правил.
У птиц тоже, как и у людей, везде инстанции заведены; везде спросят: «Был ли у
ястреба? был ли у кречета?», а ежели не был, так и бунтовщиком, того гляди, прослывешь.
Наконец, однако ж, снялся ранним утром с гнезда и полетел. Видит, сидит ястреб на
высокой-высокой сосне, уж сытый, и клюв когтями чистит.
– Здравствуй, старче! – приветствовал его ястреб благодушно, – зачем пожаловал?
– Прилетел я к твоему степенству правду объявить! – горячо закаркал старый ворон, –
гибнет вороний род! гибнет! человек его истребляет, дани немилостивые разоряют, копчики
донимают… Мрет вороний род, а кои и живы – и тем прокормиться нечем.
– Вот как! А не от нерадивости ли вашей все эти беды на вороний род опрокинулись?
– Сам ты знаешь, что нерадивости в нас нет. С утра до ночи мы шарим и корму
доглядываем. Живем в трудах, как честному воронью жить надлежит, только добыть
что-нибудь честным образом невозможно стало.
Ястреб на минуту задумался, словно не решался настоящее слово выговорить, но
наконец сказал:
– Изворачивайтесь!
Однако решение это не удовлетворило, а только пуще взволновало ворона.
– Знаю я, что нынче все изворотами живут, – горячо ответил он, – да прост на это наш
вороний род. Другие миллионы крадут, и все им как с гуся вода, а ворона украдет копейку –
ей за это смерть. Подумай, разве это не злодейство: за копейку – смерть. А ты еще учишь:
«Изворачивайтесь!» Прислан ты к нам начальником, чтоб защищать нас от обид, а явился
первым разорителем и угнетателем! Доколе мы будем терпеть? Ведь ежели мы…
Ворон не договорил и испугался: не легко, видно, правду-то объявлять.
Но ястреб, как сказано было выше, был сыт и смотрел на незваного гостя благодушно.
– Знаю, не договаривай, – сказал он, – давно мы эту песню слышим, да покуда бог еще
миловал… А ты все-таки на ус себе намотай: прилетел ты ко мне правду объявить, да на
первом же слове и запнулся… Все ли ты сказал?
– Всё покамест, – отвечал ворон, продолжая робеть.
– Ну, так я тебе вот что отвечу: правда твоя давно всем известна; не только вам,
воронам, а и копчикам, и ястребам, и коршунам. Только не ко двору она в наше время
пришлась, а потому, сколько об ней ни объявляй, хоть на всех перекрестках кричи, – ничего
из этого не выйдет. А когда наступит время, что она сама собою объявится, – этого покуда
никто не знает. Понял?
– Понял я одно: что вороньему роду конец пришел! – с горечью ответил ворон.
– Ну, коли не понял, давай разговаривать. Говоришь ты, что человек вас истребляет, –
но разве можем мы, птицы, против человека идти? Человек порох выдумал – а мы чем на это
ответить можем? Выдумал человек порох – и палит в нас, что вздумается, то над нами и
Именно этот исторический процесс пореформенного крестьянского разорения отражен в
«Вороне-челобитчике» и определил его основное содержание.