Page 185 - СКАЗКИ

Прикажут ему настичь – он настигнет; прикажут удавить– задавит. Если птица и вдвое
больше и сильнее его, он таким кубарем к ней подлетит, что та загодя начинает уж кричать и
метаться от тоски. Вообще птицы, которые бывали у него в переделке, при одном имени его
трепетали от страха.
– Не проспался, старик? – иронически приветствовал челобитчика Иван Иваныч.
Старый ворон понял, что здесь уже все известно. И у птиц существуют свои лазутчики,
через которых не только действия, но и тайные помышления обывателей известны.
– Какой уж у стариков сон! – уклончиво отвечал он.
– Правду объявлять прилетел? – продолжал копчик, – ну, да, впрочем, это твое дело.
Доложить?
– Да, уж сделай такую милость.
Иван Иваныч юркнул в впадину и около часа там оставался. Ворон, с замиранием
сердца, ждал его появления. Наконец он показался.
– Велено тебе сказать, – молвил он, – что растабарывать с тобой некогда. Правда твоя
искони всем известна, да, стало быть, есть в ней порок, ежели она сама собой не проявляется.
Беспокойный у тебя нрав, пустые ты речи в народ пущаешь. Давно бы за это съесть тебя
надо, да, слышь, стар ты, худ и немощен. К начальнику края, чай, теперь полетишь?
– Нет уж, что уж… – хотел было утаиться ворон.
– Не запирайся! насквозь я тебя вижу! Что же, лети! только как бы тебе очи за твою
правду не выклевали. – Смотри, не прогадай! Да ты, поди, и дороги не знаешь; видишь, вон,
облако, там, над самым этим облаком, – там и есть.
Несмотря на предсказание копчика, ворон решился довести свое челобитье до конца.
Долгим и кружным путем взбирался он, ночуя в покинутых звериных норах и пропитываясь
ягодами, изредка попадавшимися на отрогах гор. Наконец он врезался в облако, и перед
глазами его предстало волшебное зрелище.
Несколько смежных горных вершин, покрытых снегом, пламенели в лучах
восходящего солнца. Издали казался точно сказочный замок, у подножия которого застыли
облака, а наверху, вместо крыши, расстилалась бесконечная небесная лазурь.
Коршун сидел на скале, окруженный целой массой разнообразнейших птиц. По правую
сторону его сидел белый кречет, помощник его и советник; у ног кувыркались всех сортов
чиновники особых поручений: попугаи, ученые снегири и чижи; сзади хор скворцов
докладывал утреннюю почту; в сторонке, на отдельной вершине, дремали совы, филины и
нетопыри, образуя из себя нечто вроде губернского совета; вороны во множестве мелькали
вдали, с перьями за ушами, строчили указы, предписания и донесения и кричали: «С пылу, с
жару! по пятачку за пару!»
Коршун был ветхий старик и от старости едва-едва скрипел клювом. В ту минуту,
когда у ног его опустился ворон, он только что пообедал и в полудремоте, смежив очи,
покачивал головой, несмотря на оглушающий говор и шум. Однако появление челобитчика
произвело среди птиц некоторый переполох, благодаря которому коршун встрепенулся.
– С просьбицей, старче? – спросил он ворона ласково.
– Прилетел я из-за тридевяти земель правду твоему великостепен-ству объявить! –
начал ворон восторженно, но тут же был остановлен кречетом.
– Не разводи риторики! – холодно прервал его последний, – докладывай дело без
украшений, ясно, просто, по пунктам. Что тебе надобно?
Начал ворон по пунктам свое челобитье излагать: человек вороний род истребляет,
копчики, ястреба, кречета донимают, сборы немилостивые разоряют… И каждый раз, как
кончит он один пункт, коршун поскрипит клювом и молвит:
– Правда твоя, старче!
Сердце играло в груди старого ворона при этих подтверждениях. «Наконец-то! –
думалось ему, – увижу я эту правду, по которой сызмлада тоскую! Послужу своему племени,
поревную за него!» И чем дальше лилось его слово, тем горячее и горячее оно звучало.
Наконец он высказал все, что у него было на душе, и замолк.