Page 191 - СКАЗКИ

– И у меня один случай на памяти есть, – продолжал Григорий, – занялся от этого
самого Рассошникова у нас на селе мужичок один – Мартыном прозывался. Тоже все деньги,
какие были, роздал нищим, оставил только хатку для семьи, а сам надел через плечо суму да
и ушел, крадучись, ночью, куда глаза глядят. Только, слышь, пачпорт позабыл выправить –
его через месяц и выслали по этапу домой.
- За что? разве он худое что-нибудь сделал? – возразил Сережа.
– Худое не худое, я не об этом говорю, а об том, что по правде жить оглядываючись
надо. Без пачпорта ходить не позволяется – вот и вся недолга. Этак все разбредутся, работу
бросят – и отбою от них, от бродяг, не будет…
Чай кончился. Все встали из-за стола и помолились.
– Ну, теперь мы обедать будем, – сказала няня, – ступай, голубчик, к маменьке, посиди
с ней; скоро, поди, и батюшка с матушкой придут.
Действительно, около двух часов пришел отец Павел с женою.
– Я, батюшка, по правде жить буду! Я за правду на бой пойду! – приветствовал гостей
Сережа.
– Вот так вояка выискался! от земли не видать, а уж на бой собрался! – пошутил
батюшка.
– Надоел он мне. С утра все об одном и том же говорит, – сказала Марья Сергеевна.
– Ничего, сударыня. Поговорит и забудет.
– Нет, не забуду! – настаивал Сережа, – вы сами давеча говорили, что нужно по правде
жить… в церкви говорили!
– На то и церковь установлена, чтобы в ней о правде возвещать. Ежели я, пастырь,
своей обязанности не исполню, так церковь сама о правде напомнит. И помимо меня, всякое
слово, которое в ней произносится, – правда; одни ожесточенные сердца могут оставаться
глухими к ней…
– В церкви? а жить?
– И жить по правде следует. Вот когда ты в меру возраста придешь, тогда и правду в
полном объеме поймешь, а покуда достаточно с тебя и той правды, которая твоему возрасту
свойственна. Люби маменьку, к старшим почтение имей, учись прилежно, веди себя скромно
– вот твоя правда.
– Да ведь мученики… вы сами давеча говорили…
– Были и мученики. За правду и поношение следует принять. Только время для тебя
думать об этом не приспело. А притом же и то сказать: тогда было время, а теперь – другое,
правда приумножилась – и мучеников не стало.
– Мученики… костры…– лепетал Сережа в смущении.
– Довольно! – нетерпеливо прикрикнула на него Марья Сергеевна.
Сережа умолк, но весь обед оставался задумчив. За обедом велись обыденные
разговоры о деревенских делах. Рассказы шли за рассказами, и не всегда из них явствовало,
чтобы правда торжествовала. Собственно говоря, не было ни правды, ни неправды, а была
обыкновенная жизнь, в тех формах и с тою подкладкою, к которым все искони привыкли.
Сережа бесчисленное множество раз слыхал эти разговоры и никогда особенно не
волновался ими. Но в этот день в его существо проникло что-то новое, что подстрекало и
возбуждало его.
– Кушай! – заставляла его мать, видя, что он почти совсем не ест.
– In corpore sano mens sana note_227, – с своей стороны прибавил батюшка.– Слушайся
маменьки – этим лучше всего свою любовь к правде докажешь. Любить правду должно, но
мучеником себя без причины воображать – это уже тщеславие, суетность.
Новое упоминовение о правде встревожило Сережу; он наклонился к тарелке и
старался есть; но вдруг зарыдал. Все всхлопотались и окружили его.

note_227
In corpore sano mens sana... (В здоровом теле здоровый дух) – из «Сатир» Ювенала.