Page 79 - СКАЗКИ

полюбили, благой совет ей дали, ум и сердце ее просветили? Может быть, она… добрая? Да
и карась, пожалуй, совсем не такой простофиля, каким по наружности кажется, а, напротив
того, с расчетцем свою карьеру облаживает? Вот завтра явится он к щуке да прямо и ляпнет
ей самую сущую правду, какой она отроду ни от кого не слыхивала. А щука возьмет да и
скажет: «За то, что ты мне, карась, самую сущую правду сказал, жалую тебя этою заводью;
будь ты над нею начальник!»
Приплыла наутро щука, как пить дала. Смотрит на нее карась и дивится: каких ему про
щуку сплёток ни наплели, а она – рыба как рыба! Только рот до ушей да хайло такое, что как
раз ему, карасю, пролезть.
– Слышала я, – молвила щука, – что очень ты, карась, умен и разглагольствовать
мастер. Хочу я с тобой диспут иметь. Начинай.
– Об счастии я больше думаю, – скромно, но с достоинством ответил карась. – Чтобы
не я один, а все были бы счастливы. Чтобы всем рыбам во всякой воде свободно плавать
было, а ежели которая в тину спрятаться захочет, то и в тине пускай полежит.
– Гм… и ты думаешь, что такому делу статься возможно?
– Не только думаю, но и всечасно сего ожидаю.
– Например: плыву я, а рядом со мною… карась?
– Так что же такое?
– В первый раз слышу. А ежели я обернусь да карася-то. . . съем?
– Такого закона, ваше высокостепенство, нет; закон говорит прямо: ракушки, комары,
мухи и мошки да послужат для рыб пропитанием. А кроме того, позднейшими разными
указами к пище сопричислены: водяные блохи, пауки, черви, жуки, лягушки, раки и прочие
водяные обыватели. Но не рыбы.
– Маловато для меня. Головель! неужто такой закон есть? – обратилась щука к
головлю.
– В забвении, ваше высокостепенство! – ловко вывернулся головель.
– Я так и знала, что не можно такому закону быть. Ну, а еще ты чего всечасно, карась,
ожидаешь?
– А еще ожидаю, что справедливость восторжествует. Сильные не будут теснить
слабых, богатые – бедных. Что объявится такое общее дело, в котором все рыбы свой
интерес будут иметь и каждая свою долю делать будет. Ты, щука, всех сильнее и ловче – ты
и дело на себя посильнее возьмешь; а мне карасю, по моим скромным способностям, и дело
скромное укажут. Всякий для всех, и все для всякого – вот как будет. Когда мы друг за
дружку стоять будем, тогда и подкузьмить нас никто не сможет. Невод-то еще где
покажется, а уж мы драло! Кто под камень, кто на самое дно в ил, кто в нору или под корягу.
Уху-то, пожалуй что, видно, бросить придется!
– Не знаю. Не очень-то любят люди бросать то, что им вкусным кажется. Ну, да это еще
когда-то будет. А вот что: так значит, по-твоему, и я работать буду должна?
– Как прочие, так и ты.
– В первый раз слышу. Поди, проспись!
Проспался ли, нет ли карась, но ума у него, во всяком случае, не прибавилось. В
полдень опять он явился на диспут, и не только без всякой робости, но даже против
прежнего веселее.
– Так ты полагаешь, что я работать стану, и ты от моих трудов лакомиться будешь? –
прямо поставила вопрос щука.
– Все друг от дружки… от общих, взаимных трудов…
– Понимаю: «друг от дружки»… а между прочим, и от меня… гм! Думается, однако ж,
что ты это зазорные речи говоришь. Головель! как, по-нынешнему, такие речи называются?
– Сицилизмом, ваше высокостепенство!
– Так я и знала. Давненько я уж слышу: «Бунтовские, мол, речи карась говорит!»
Только думаю: «Дай лучше сама послушаю…» Ан вон ты каков!
Молвивши это, щука так выразительно щелкнула по воде хвостом, что как ни прост