Page 87 - СКАЗКИ

скрывающихся, откопать, то вышла бы такая каша, которой врагам России и вовек бы не
расхлебать.
Изуверов до сорока лет прожил одиноко с старухой матерью. Всецело углубившись в
свою специальность, он, по-видимому, даже не ощущал потребности в обществе жены; но
лет пять тому назад старуха мать умерла, и Изуверова попутал бес. Некому было шти
сготовить, некому – заплату на штаны положить. Он затосковал и начал было даже попивать.
В это время под руку подвернулась двадцатипятилетняя девица Матрена Идолова, рослая,
рыхлая, как будто нарочно созданная, чтобы горшки из печи ухватом таскать. Изуверов
решился. Он даже радовался, что у него будет жена сильная, печь печью; думал, что при
сильной бабе в доме больше порядку будет. Но, увы! Матрена с первых же шагов заявила
наклонность не столько к тасканию горшков из печи, сколько к тому, чтобы муж вел себя
относительно ее как дамский кавалер. И так как Никанор Сергеев, по-видимому, к роли
дамского угодника чувствовал призвание очень слабое, то немедленно же обнаружилась
полнейшая семейная неурядица, а под конец дело дошло и до разбирательства полиции.
Разумеется, на другой день письмоводитель доложил, что «в законах нет». Но, кроме
того, оказалось и еще кое-что, а именно, что даже «вспрыснуть» Изуверова нельзя, так как
закон на этот раз гласил прямо, что мещане, яко образованные, от телесных воздействий
освобождаются note_123. Поэтому Изуверова тогда же выпустили, а жене его Вальяжный
объявил кратко: «Закона нет».
Результат этого я отчасти приписываю себе. Конечно, я был тут орудием случайным и
даже страдательным, но все-таки, в качестве чиновника из губернии, в известной мере
олицетворял авторитет. Я убежден, что, не наткнись я на сцену и не возбуди вопроса о том,
есть ли в законе или нет, никто (и всех меньше сам Изуверов) и не подумал бы об этом.
Никанор Сергеев не только высидел бы в холодной свое «положенное», но, наверное, был бы
и «вспрыснут». Много-много, если бы Вальяжный перед «вспрыснутием» сказал бы: «А ну,
образованный, ложись!» Это был бы единственный компромисс, который он допустил бы в
свидетельство, что в городническом правлении, действительно, имеется шкап, в котором, в
качестве узника, заключен закон.
К стыду моему, я должен сознаться, что, очень часто слыша о необыкновенных
способностях Изуверова, я до сих пор еще ни разу не полюбопытствовал познакомиться с
произведениями его мастерства. Поэтому теперь, когда, помимо его репутации, меня
заинтересовала самая личность «самородка-механика», я счел уже своею обязанностью
посетить его и его заведение.
Домик, в котором жил Изуверов, стоял в одной из пригородных слобод и почти ничем
не отличался от соседних домов. Такой же чистенький, словно подскобленный, так же о трех
окнах и с таким же маломерным двором. Вообще мастерские и ремесленные слободы
Любезнова были распланированы и обстроены с изумительным однообразием, так что сами
граждане в шутку говаривали: «Точно у нас каторга!» В домиках с утра до ночи шла
неусыпающая деятельность; все работали: и взрослые, и подростки, и малолетки, и мужеск, и
женск пол; зато улицы стояли пустынные и безмолвные.
Я застал хозяина в мастерской одного. Изуверов принял меня с каким-то робким
радушием и показался мне чрезвычайно симпатичным. Лицо его, изжелта-бледное и слегка
изнуренное, было очень привлекательно, а в особенности приятно смотрели большие серые
глаза, в которых, от времени до времени, проблескивало глубоко тоскливое чувство. Тело у
него было совсем тщедушное, так что сразу было видно, что ему на роду написано: не быть
исправным кавалером. Плечи узкие, грудь впалая, руки худые, безволосые, явно
непривычные к тяжелой работе. Когда я вошел, он стоял в одной рубахе за верстаком и

note_123
…от телесных воздействий освобождаются.– С введением положения о земских участковых начальниках
мещанское сословие стало подведомственно их административно-карательной власти, но не подлежало
телесным наказаниям по приговорам волостных судов.