Page 160 - Война и мир 1 том

посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными
его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук.
Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала
письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые
добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее –
тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому
назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником-графом, тот сын, который выучился
говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой
среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое-то свое
мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным
путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в
каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда
миллионов-миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому
назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где-то там у ней под сердцем, закричало
бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же
существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей,
которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть
письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком-то Денисове, а сам, верно,
храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как
вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я
всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к
Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались
нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного
офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну
протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к
великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы
предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно-определительный адрес, и
что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины,
чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и
потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и
Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от
графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и
различные вещи, которые граф посылал сыну.

VII

12-го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к
следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что
подошедшая из России, ночевала в 15-ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на
смотр, к 10-ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что
Измайловский полк ночует в 15-ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы
передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись
из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и
австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли
пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь
прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов