Page 164 - Война и мир 1 том
P. 164
буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса,
и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое
странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей
Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные
отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и
хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал
исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу,
он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав
рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не
мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и,
слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в
дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой
человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского
гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее
презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим
штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов
почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в
штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более,
отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать
теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это
князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных
распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и
он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно
будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского
непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить
адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он
слегка-презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами
глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы
тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех
штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно
улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры
соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я
говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. –
Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели
вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и
место весьма дурно для этого выбраны. На-днях всем нам придется быть на большой, более
серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель,
нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться.