Page 18 - Война и мир 1 том

очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я
подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она
значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [ Мне страшно, мне страшно!] –
прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто-то
еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно
обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из-за своих прихотей, Бог знает
зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское,
беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про
свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё-таки я не понял, de quoi vous avez peur, [ Чего ты боишься,] – медлительно
проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [ Нет, Андрей, я говорю:
ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей,
встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился,
как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и
хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела
сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты
меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и,
главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо
продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой
был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и
подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам
испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь…
Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия
провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает,
что терпение истощено.
Вдруг сердитое-беличье выражение красивого личика княгини заменилось
привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья
взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и
признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей
опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [ Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав