Page 29 - Война и мир 1 том
P. 29

– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
                     – О,  нет,  какой  рано! –  сказал  граф. –  Как  же  наши  матери  выходили  в
               двенадцать-тринадцать лет замуж?
                     – Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя
               на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот
               видите,  держи  я  ее  строго,  запрещай  я  ей…  Бог  знает,  что  бы  они  делали  потихоньку
               (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером
               прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я
               старшую держала строго.
                     – Да,  меня  совсем  иначе  воспитывали, –  сказала  старшая,  красивая  графиня  Вера,
               улыбаясь.
                     Но  улыбка  не  украсила  лица  Веры,  как  это  обыкновенно  бывает;  напротив,  лицо  ее
               стало неестественно и оттого неприятно.
                     Старшая,  Вера,  была  хороша,  была  неглупа,  училась  прекрасно,  была  хорошо
               воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но,
               странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она
               это сказала, и почувствовали неловкость.
                     – Всегда  с  старшими  детьми  мудрят,  хотят  сделать  что-нибудь  необыкновенное, –
               сказала гостья.
                     – Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что
               ж! всё-таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
                     Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
                     – Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.



                                                             XIII

                     Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В
               этой  комнате  она  остановилась,  прислушиваясь  к  говору  в  гостиной  и  ожидая  выхода
               Бориса.  Она  уже  начинала  приходить  в  нетерпение  и,  топнув  ножкой,  сбиралась  было
               заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные
               шаги молодого человека.
                     Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
                     Борис  остановился  посереди  комнаты,  оглянулся,  смахнул  рукой  соринки  с  рукава
               мундира  и  подошел  к  зеркалу,  рассматривая  свое  красивое  лицо.  Наташа,  притихнув,
               выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени
               перед  зеркалом,  улыбнулся  и  пошел  к  выходной  двери.  Наташа  хотела  его  окликнуть,  но
               потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой
               двери  вышла  раскрасневшаяся  Соня,  сквозь  слезы  что-то  злобно  шепчущая.  Наташа
               удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под
               шапкой-невидимкой,  высматривая,  что  делалось  на  свете.  Она  испытывала  особое  новое
               наслаждение.  Соня  шептала  что-то  и  оглядывалась  на  дверь  гостиной.  Из  двери  вышел
               Николай.
                     – Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
                     – Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
                     – Нет, я знаю что.
                     – Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
                     – Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя  из-за фантазии? – говорил
               Николай, взяв ее за руку.
                     Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
                     Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что
   24   25   26   27   28   29   30   31   32   33   34